Герхард Отт к пониманию смешения цветов в смысле Гёте
В моих руках оказался перевод (практически подстрочник) работы Герхарда Отта (Базель: Издательство «Цбинден», 1965)., где предпринята серьезная попытка разобраться в теориях и экспериментах Гёте, Ленда и других сторонников неньютоновского подхода к цвету. Здесь я публикую с небольшой редакцией и незначительными сокращениями последнюю главу этой работы, в которой Отт делает сенсационное заявление:
Не существует аддитивного и субтрактивного смешения цветов, противоположных друг другу по сути, есть единый закон цветообразования, по-разному проявляющийся в разных условиях!
К ПОНИМАНИЮ СМЕШЕНИЯ ЦВЕТОВ В СМЫСЛЕ ГЁТЕ
Герхард Отт
Правильная постановка понятий
о так называемых «слагаемом» и «вычитаемом» смешении цветов
В современной физике, а также в технике цветной фотографии, многоцветной печати и новейшего цветного телевидения приходится сталкиваться с понятиями так называемых «слагаемого» и «вычитаемого» смешения цветов[1]. Эти понятия образованы на основании того, что обнаруживается при попытках описания и понимания красочных явлений в опытах с двумя или более проекционными лампами с цветными фильтрами, которые совместно освещают белую поверхность экрана.
Данный эксперимент в его простейшем виде можно выполнить так (посредством введения круглой формы изображений светового тела с применением смененных рамок), что соответствующие цветные поверхности появляются как отчетливо ограниченные цветные кружки. Если при этом способе помещают, например, перед отверстием одного проектора желтый фильтр, а перед отверстием другого голубой[2] фильтр, то при параллельно направленных аппаратах на экране возникают, прежде всего, друг возле друга желтый и голубой кружки. Однако если проекционные аппараты поставить под известным углом друг к другу так, чтобы цветные кружки частично перекрывали друг друга, то на перекрывающихся зонах непосредственное впечатление внешних чувств обнаруживает почти белую поверхность. Она является тем больше белой, чем больше сила света цветных ламп.
В этом случае говорят о некоем «слагаемом смешении цветов» и формулируют следующий тезис: цвета от двух ламп – желтый и голубой – при смешении слагаются и дают белый цвет. Если для двух цветных освещений выбирают к тому же еще два таких цвета, из которых желтый более насыщенный и поэтому слегка переходит в оранжеватый, а голубой также несколько усилен, то впечатление «белого» в перекрывающихся зонах становится еще более убедительным и очевидным, более ярко выступая по отношению к оставшимся одноцветным зонам обоих цветных кружков – желтого и голубого. Этот выдвинутый тезис кажется строго доказанным посредством простого эксперимента.
Противопоставим теперь этому эксперименту другой. Поставим друг перед другом те же самые цветные фильтры желтого и голубого цвета и пропустим через них свет от одной лампы. Теперь уже отчетливо появляется зеленый цвет – зеленый кружок, если световое тело ограничено тем же самым образом. Этот зеленый цвет воспринимается также еще более отчетливо при усилении светосилы лампы. И вот, в этом случае образуют представление, что при прохождении бесцветного света через два фильтра, от этого «белого света» абсорбируются некоторые содержащиеся в нем самом мыслимые составные цвета и остается как цвет лишь то, что «затем еще видно», то есть зеленый цвет. Тогда говорят о некоем «вычитаемом смешении цветов» и рассматривают этот процесс, опять-таки следуя при этом впечатлению внешних чувств, как совершенно отличающийся от первого. Следовательно, в то время как в первом случае оба «цветных света» – желтый и голубой – должны просуммироваться в «белый свет», во втором случае, благодаря некоему роду процесса вычитания из «белого света», должен остаться зеленый цвет – старое ньютоновское представление о том, что в «белом свете» уже содержатся все цвета, сыграло роль крестного отца, как видно, также и при образовании этих понятий, то есть, эти последние получаются как своего рода закономерное следствие из первого. Это положение держится так прочно потому, что обычно не достаточно замечают, как основное представление Ньютона, которое так резко подвергалось критике со стороны Гёте, действует направляющим образом во всех областях цветовых явлений. В особенности действует оно при образовании понятий о слагаемом и вычитаемом смешении цветов.
Если мы, таким образом, последуем за обычным сегодня воззрением, то мы должны будем сказать: так как здесь, при обоих обсуждаемых опытах, которые каждый может легко проверить, приходят к совершенно разным результатам наблюдения, то представляется правомерным провести ясное различие между этими двумя родами смешения цветов.
1. «Слагаемое смешение цветов», которое получается при «сложении» двух «цветных светов» и для которого, например, должно быть действительным положение: желтый и голубой цвета при «слагаемом смешении» дают белый цвет.
2. «Вычитаемое смешение цветов», которое получается как остаток посредством вычитания цветов из «белого света» и для которого имеет силу совсем другое положение: желтый и голубой цвета при «вычитаемом» смешении дают зеленый цвет.
Однако, последнее положение имеет силу не только для того случая, когда, как это было нами упомянуто, перед одной лампой одновременно установлены друг за другом желтая и синяя пленки, но также и в других случаях, когда, например, накладывают акварельные желтую и синюю краски друг на друга, то также возникает зеленый цвет, в чем может удостовериться каждый; возникает зеленый цвет также и тогда, когда при многоцветной печати печатают друг на друге желтую и синюю краски. К этому положению приходят также и в цветной фотографии и производят, например, зеленый цвет посредством прохождения света через два наложенные друг на друга фильтра желтого и синего цвета. Короче говоря, «вычитаемое» смешение цветов применяется повсюду там, где используются физические краски[3], произведенные химически; а при цветном освещении, например, сцены пользуются «слагаемым» смешением цветов.
Эти факты вели к тому, чтобы в дальнейшем постулировать принципиальное различие между смешением физических красок (достигаемое, например, посредством установки друг за другом цветных фильтров, посредством акварельных красок, многоцветной печати, устройств для цветной фотографии и др.) и смешением цветных источников света. И провозгласили, что это различие, очевидно, существует именно вследствие полного различия этих феноменов и должно строго приниматься во внимание.
При более точной проверке представленных здесь воззрений можно заметить примечательное противоречие этих двух достаточно определенных высказываний. Рядом с приведенным положением – «желтый и синий цвета при их слагаемом смешении дают белый цвет» – находится также признаваемое физиками понятие о так называемых «дополнительных цветах». Это понятие является, опять-таки, следствием ньютоновского воззрения о том, что в «белом свете», мол, уже содержатся все цвета, и, стало быть, каждому цвету, который изымается из «белого света», соответствует некий другой цвет, составленный из всех оставшихся, и он опять, мол, дополняет выделенный цвет до «белого». Эти цвета называли поэтому «дополнительными» цветами, что означает цвета, взаимно дополняющие друг друга до белого цвета! В качестве таких пар цветов, по общему мнению, существуют пары желтый – фиолетовый или синий – оранжевый (красно-желтый), а также синий – желтый (или соответственно желтый — синий). Следовательно, с точки зрения сегодняшней физики без дальнейших объяснений считают, что желтый и синий цвета «слагаются» в белый цвет (а при «вычитаемом» смешении – в зеленый), и что наряду с этим пары дополнительных цветов – желтый и фиолетовый или, соответственно, синий и оранжевый (красно-желтый) взаимно дополняют друг друга до белого цвета. При таком положении вещей, которое обнаруживает неразрешимые противоречия, можно обратить внимание на то, действительно ли уже образовавшиеся представления постигают феномены или же, быть может, здесь теория спешит обойтись без более тщательных наблюдений.
Укажем еще на следующее. Как известно, «цветной свет в самом чистом виде предстает, прежде всего, в спектре, который образуется в следующей последовательности цветов: красный –оранжевый – желтый – зеленый – синий – индиго – фиолетовый[4]. Если очень узкий световой цилиндр пропустить через призму, тогда его отображение появится как расплывчатая непрерывная цветная полоса. Эти «чистые» спектральные цвета считались особой категорией цветов и они представлялись в качестве тех самых исходных цветов, смешение которых осуществлялось согласно закономерности «слагаемого» смешения, в то время как все другие цвета, подчиняющиеся закономерности «вычитаемого» смешения, трактовались как «нечистые» физические краски. И тогда было установлено еще более примечательное правило для различия этих областей цветов: чистые спектральные цвета смешиваются только «слагаемым» образом; физические краски (пигменты) смешиваются только «вычитаемым» образом. Вместе с этим утверждением (которое, как думали, должно верно схватить основные феномены), всю сферу цветовых явлений разделили на две противоположные области. И здесь физика хотела, собственно, иметь дело только с «чистыми спектральными цветами», определение которых производилось на основе длин их волн; в живописи же пользовались, например, акварельными красками, масляными и т.д., так что тем самым опять-таки возникло радикальное различие между действительностью цвета в науке (физике) и в искусстве (живописи). Обе эти области были строго отделены друг от друга и их проявления в отношении цветов были строго подчинены двум различным, не связанным друг с другом, областям бытия. Луна, предрасположенная к единству царства цветов (например, в гетевском смысле), и философия, стремящаяся к внутренней связи науки и искусства, видели себя при этом положении вещей поставленными перед прискорбной пропастью. Гораздо глубже, чем обычно думают, именно это воззрение на совершенно различное существование спектральных цветов и физических красок (с их различным «слагаемым» и «вычитаемым» смешением), разлагающим образом действовало и действует еще также сильно сегодня в том же смысле на мировоззрение, охватывающее воедино науку и искусство. Найдутся ли непреложные факты, благодаря которым можно отделаться от такого положения вещей?
Внешнее чувственное впечатление, по-видимому, оправдывает воззрение о существенном различии законов смешения у спектральных цветов и у физических красок. И однако, хотя сперва и останавливаешься перед этой разверзшейся пропастью, тем не менее, возникает непростой вопрос – нельзя ли иначе справиться со сложившейся ситуацией?
Эта загадка может стать тем более гнетущей, когда оказывается, что эффекты «слагаемого смешения цветов», как это обнаруживается, могут идти еще дальше и в зрительном опыте действительно вполне радикально противопоставить их опытам со смешением физических красок (пигментов). Можно проделать опыт с двумя отдельными лампами, одна из которых снабжена красным, а другая зеленым фильтром, и которые вместе освещают определенную плоскость экрана. В перекрывающейся зоне получается теперь явный желтый цвет, в то время как при опытах с теми же самыми цветами при наложении друг на друга физических красок получают грязно-серый, в котором в крайнем случае можно различить желто-серый оттенок. Соответственно, при «слагаемом смешении» цветов из фиолетового и зеленого получают синий цвет, из фиолетового и красно-желтого (оранжево-красного) – кармино-красный или пурпурно-красный; между тем всякий раз при смешении физических красок тех же цветов, то есть, значит, при «вычитаемом смешении», опять-таки получают грязно-серый цвет, но только с синеватым или пурпурным оттенком. Следовательно, результаты «слагаемого смешения» цветов являют совершенно иную закономерность, чем смешение соответствующих физических красок (при «вычитаемом» их смешении). Две отдельные лампы с красным и зеленым фильтрами дают по закону «слагаемого смешения» цветов – желтый цвет; напротив, те же самые фильтры, расположенные один за другим перед одной лампой, дают грязно-серый цвет согласно «вычитаемому смешению»!
Остается проделать еще дальнейшие опыты, чтобы как будто окончательно доказать полную противоположность спектральных цветов и физических красок. Если заслонить три лампы, каждую в отдельности, красным, зеленым и сине-фиолетовым фильтрами, то на перекрывающейся зоне получается излучающийся светлый белый цвет. А если те же самые три фольги поставить друг за другом перед одной лампой или смешать три пигмента такого же рода, то есть наложить друг на друга три такие краски, то получается очень темный черно-серый цвет! Следовательно, эти явления ведут себя полярно противоположным образом по отношению друг к другу.
По-видимому, невозможно ничего иного, кроме как примириться с таким положением: в царстве цвета имеются две совершенно различные области с совершенно различными законами, и будет непозволительным и ненаучным, если эти опыты из одной области цвета переносить в другую. Ведь каждый живописец знает, что путем смешения трех цветов – желтого, синего (голубого) и пурпурного (кармино-красного) – можно получить промежуточные цвета – зеленый, фиолетовый (синевато-красный) и оранжевый (желтовато-красный), а также и просто красный, и затем, в конце концов, все цветовые оттенки; так что в области живописи (а также в цветной печати и цветной фотографии!) можно исходить из этих трех основных цветов – желтого, синего (голубого) и пурпурного (кармино-красного). Их обозначают как первичные цвета, из которых путем смешивания получают зеленый, фиолетовый, оранжевый («красный») как вторичные цвета, то есть, в точности наоборот тому, что при «светящихся цветах».
На этом был основан также и цветовой круг Гёте, который он потрудился даже сам построить из спектральных цветов. И в гетевском смысле к позитивному (светловому) спектру принадлежат красный –желтый – зеленый – синий – фиолетовый, а к негативному (темновому) спектру – синий – фиолетовый –пурпурный – красный.
Итак, в смысле воззрения Гёте означенная пропасть между двумя областями цветов не имеет места, ибо зеленый цвет позитивного спектра и пурпур негативного спектра возникают у него точно таким же способом из смешения спектральных цветов – желтого и голубого или, соответственно, красного и фиолетового, – значит «вычитаемым» образом, как у физических красок[5].
Гёте, конечно, не изучал подробно те эффекты, которые возникают при взаимном перекрытии раздельно действующих цветных освещений; а такие явления, которые обозначаются сегодня как «слагаемое» смешение цветов, в его кругозоре выступают не достаточно отчетливо. Что чрезвычайно поразительно, так это то, что первичными цветами при смешении от двух ламп являются как раз те самые цвета, которые при «вычитаемом» смешении получают как новые цвета, или вторичные, а именно: красный, зеленый и фиолетовый. В самом деле, при перекрытии цветного света, исходящего от двух отдельных цветных ламп, получают:
Красный и зеленый дают желтый
Зеленый и фиолетовый дают голубой
Фиолетовый и красный дают пурпур
Это значит, что здесь желтый, голубой, пурпур являются вторичными цветами.
Подведем итог[6]:
Гётевский круг цветов:
— Пурпур
— Красный
— Желтый
— Зеленый
— Синий (голубой)
— Фиолетовый
Простое смешение:
Желтый, голубой, пурпурный = первичные цвета
Зеленый, красный, фиолетовый = вторичные цвета
В гётевском круге цветов:
1. Исходные цвета: желтый и голубой.
2. Непосредственное смешение: зеленый цвет.
3. Цвета, возникающие путем возрастания (усиления – М.М.):
красный и фиолетовый.
4. Смешение возросших цветов: пурпур.
Перекрытие цветов, согласно Гёте
в живописи, цветной печати, цветной фотографии и т.д.
— 3 основные краски: желтая – голубая – пурпурная
— 3 краски, получаемые посредством их перекрытия (смешения):
красная – зеленая – фиолетовая
— Общая зона перекрытия: черный цвет.
Сравним:
Круг цветного освещения
— Пурпур
— Красный
— Желтый
— Зеленый
— Синий (голубой)
— Фиолетовый
«Слагаемое» смешение (при цветном освещении)
— Красный – зеленый – фиолетовый как исходные цвета
— Получаемые посредством их перекрытия цвета:
желтый – синий – пурпурный
— Общая зона перекрытия: белый цвет.
Следовательно, из смешения цветного света образуются теперь как раз те самые цвета, которые раньше (в гетевском смысле) были чистыми исходными цветами для производства других. Поистине загадочный феномен! Вполне можно понять, что для объяснения этого требуется совершить мыслительные построения, которые часто являются непосильными. Гёте сам показал эту возможность смешения цветов, на которую в свое время уже обратил внимание Хр.Е. Вунш, –то есть на возникновение желтого из красного и зеленого, возникновение синего из зеленого и фиолетового, – что он совершенно отвергал как невозможное и «неестественное». Лобек (см. его «Farbebn» в «Der Staedtler Brief», Heft 4), – с его иным истолкованием этого положения, – с которым я, конечно, не в состоянии согласиться, – заслуживает благодарности за то, что он обратил внимание на отрицательную позицию Гёте в этом вопросе.
Гёте включил в свое учение о цветах третий род смешения цветов (фиолетовый и красный дают пурпур) в качестве высшего выражения смешения «возрастающих» цветов – фиолетового и красного, – в то же время он высмеивает в эпиграмме обе другие возможности смешения:
«Желтовато-красный и зеленый цвета делают желтый, а зеленый и фиолетово-синий дают синий цвет! Так из салата из огурцов действительно производится уксус».
Ибо для Гёте казалось мыслимым не что иное, как то, что при смешении производных цветов – красного (желтовато-красного), зеленого и фиолетового, – уже происшедших из основных цветов – желтого, синего и пурпура, – лишь в случае пурпура возможно своего рода «обратное образование», но, мол, никогда не произвести из двух других вторичных пар цвета опять самые первоначальные из всех – желтый и синий! Однако, при двух цветных лампах, светящих отдельно, обнаруженные факты, ведь, тоже являются основанием для выдвижения теории «слагаемого» и «вычитаемого» смешения цветов! Итак, мы здесь действительно стоим на перепутье первостепенного значения: Гёте отрицает очевидный, экспериментально подтверждающийся факт, отклоняет его, ибо он самым глубоким образом противоречащим всему его учению о цветах. Физика замечает и признает этот факт и строит на его основе вывод о фундаментальной противоположности смешения спектральных цветов и физических красок. Тем самым она разрывает весь мир цвета на две части, причем одновременно констатируется непреодолимая пропасть между искусством и наукой! Совершенно ясно: Если мы эту загадку, это (кажущееся) противоречие, касающееся гетевского учения о цветах, не разрешим, то само это учение не оказывается ли сомнительным?
Но действительно ли это не разрешимо?[7]
Присмотримся все-таки однажды точнее к тому, что действительно происходит, если в первом случае поместим перед одной лампой красный фильтр, а перед другой – зеленый фильтр, и дадим упасть свету от обоих ламп друг на друга, а в другом случае поместим перед одной единственной лампой эти фильтры один за другим, и затем осветим плоскость экрана. Возможно ли таким образом просто сравнивать эти два опыта по их результатам? Не имеем ли мы при первом опыте в области перекрывающего друг друга освещения обоих ламп совершенно другую светлоту света, чем во втором случае? Если принять, что красный фильтр дает проникнуть 40% световой яркости лампы, а зеленый 30%, то световая яркость при их совмещении составит, очевидно, 70%! Во втором же случае для получения числа процентов световой яркости при просвечивании обоих пленок мы должны произвести умножение: красный фильтр пропускает только 40% световой яркости, а зеленый, в свою очередь, 30%, и таким образом световая яркость плоскости, освещенной двумя лампами, составит теперь:
40/100 х 30/100 = 12/100 = 12%!
Значит, округленно – одну шестую прежней! Но могу ли я просто сравнивать два цвета, из которых первый является приблизительно в шесть раз более ярким по сравнению с другим на экране? Не является ли это в такой же мере неправомерным, как и то, что я удивлялся бы следующему: когда я размешиваю какую-либо акварельную краску с водой и делаю ею мазок на белой бумаге, а затем разбавляю ту же краску водой в шестикратном размере и, вторично сделав мазок, получаю намного более бледный тон той же самой краски. Очевидно не иначе обстоит дело и в том случае, когда я одновременно ставил перед одной лампой желтую и синюю пленки и получал явный зеленый цвет, а в другой раз, взяв те же самые пленки, ставил каждую из них в отдельности перед каждой из двух ламп и получал «белый» цвет, – нет: в действительности лишь светло-зеленый, уже не отличаемый от белого! Так разрешается при соответствующих фактах и точном мышлении, которое вникает во все обстоятельства, это кажущееся противоречие, и одновременно также отпадает необходимость говорить в этом случае о «слагаемом» и «вычитаемом» смешении цветов. Соответствующее гетевскому учению о цветах высказывание о том, что желтый и синий цвета смешиваясь дают зеленый, имеет неограниченное значение для всех цветов, а предполагаемое различие между чистыми спектральными цветами (как освещениями) и физическими красками в отношении этого смешения отпадает.
Однако, как же следует понимать, что красный и зеленый цвета дают желтый? Или: зеленый и фиолетовый цвета – синий?
Для этого мы должны прежде всего поставить на свое место понятие о «дополнительных цветах», образованное согласно чисто ньютоновским представлениям. Согласно концепции Ньютона и базирующейся на ней дальше современной физики, эти цвета являются такими, которые, дополняя друг друга, дают белый цвет. С точки зрения Гёте, согласно которой сущность всех цветов происходит из смешения света и тьмы, это высказывание невозможно. Ибо как же может из двух цветов, из которых каждый несет в себе часть темноты, опять произойти когда-либо чисто белый, то есть бесцветный свет! Нет, мы должны понимать цвета, ошибочным образом обозначенные в физике в качестве «дополнительных», как такие, которые происходят от полярных в себе процессов светлого-темного, и которые поэтому, скрещиваясь, дают нейтрализацию цветного, сводя его к неопределенному серому цвету. Мы хотим такие цвета называть в дальнейшем просто полярными цветами и, исходя из этого, высказать то, чем они действительно являются. Эти цвета суть те, которые взаимно нейтрализуют друг друга до бесцветного серого цвета, когда они смешиваются как акварельные краски и т.п., или же когда получается бесцветная освещенность в случае действия двух цветных ламп с одинаковой силой света. Итак, когда мы освещаем экран двумя полярными цветами, то в зоне их перекрытия вследствие одинаково увеличивающейся там светлоты света опять появляется «белый» цвет, – однако, в действительности здесь видят ярко освещенный неопределенный серый цвет. Только действительно последовательное мышление в состоянии распознать это чувственное впечатление, внешне не отличающееся от обыкновенного белого, как возникающее тем не менее совсем другим образом. При смешении друг с другом красок, применяемых в живописи, именно полярные цвета дают отчетливый серый. Однако, серый цвет в случае цветного освещения будет казаться белым по отношению к окружающим цветам, когда это вызвано добавленной светлотой света. Но высветленное серое вовсе не есть белое в собственном смысле слова; это его обозначение, как белого, передает только то впечатление, которое вызывается однородным бесцветным светом, направленным на непрозрачный и сам по себе бесцветный предмет.
Но тем самым мы приходим и к заключительному познанию того, каким образом два освещения, наводимых друг на друга – красное и зеленое – вызывают желтый тон, а два других наводимых друг на друга освещения – зеленое и фиолетовое – вызывают синий тон. Для этого нам нужно лишь заменить красное освещение лампой, светящей через две поставленных друг за другом пленки – желтую и пурпурную, – и мы тотчас распознаем, что в зоне перекрытия цветовое участие пурпурного и зеленого цветов, как полярных цветов[8], нейтрализуется в серый цвет, то есть в бесцветную затененность, а третий желтый тон, как остающийся, имеет на этом фоне идеальное поле для своего появления.
Были красный + зеленый цвета, а теперь вместо них имеем пурпурный + желтый + зеленый, иначе говоря, (пурпурный + зеленый) + желтый, что образует неопределенную затененность + желтый цвет.
Точно также мы можем аргументировать это по-иному и придти к тому же самому результату! Мы заменяем зеленое освещение лампой, перед которой располагаем друг за другом желтую и голубую пленки; и теперь узнаем, что голубой и красный цвета, как полярные, нейтрализуются в бесцветную затененность, а третий участвующий цвет – желтый – опять-таки остается и может появиться на этом фоне как цвет, особенно связанный с затененностью.
Были красный + зеленый, теперь вместо них красный + голубой + желтый, иначе говоря, (красный + голубой) + желтый, что образует неопределенную затененность + желтый цвет.
Итак, каждый раз остается желтый цвет, появляющийся на теневом фоне. И это подтверждается также чувственным впечатлением, когда его воспринимают точно: это есть притененный желтый цвет, который мы воспринимаем, а вовсе не первоначальный излучающийся, как у призматических цветов – в особенности у красно-желтого краевого спектра! Если мы проделаем тот же эксперимент с акварельными красками, то в принципе получится то же самое; только теперь серый цвет, как последствие нейтрализации цветов, выступает как гораздо более интенсивная темнота. И это «черное» есть то, что теперь поглощает остающийся желтый цвет, так что цвет, получающийся здесь в результате, предстает как желтый, погруженный в серый, то есть как серый цвет с легким желтоватым оттенком. В одном случае желтый цвет захватывает себе место, пробиваясь через неопределенную бесцветность, то есть через сероватую затеннность, реализующуюся только в световом потоке, а в другом случае физический активный серый цвет захватывает себе место, противостоя желтому цвету, больше не могущему пробиться через его темноту (черноту). За обоими этими процессами находится общая идея, одна и та же закономерность, которая правит также и тогда, когда процессы оказываются столь различными для голого чувственного впечатления, как это происходит здесь.
«Ты можешь тогда доверять внешним чувствам,
И ничего ложного они не приносят твоему взору,
Когда ты сохраняешь свой рассудок бодрствующим».
Если принять близко к сердцу эти слова Гёте из стихотворения «Завет» (1829 г.), то эта загадка также разрешится без остатка в смысле его учения о цветах, и тут окажется, что образование понятий о «слагаемом» и «вычитаемом» смешении цветов становится не только ненужным, но прямо-таки вводящим в заблуждение. Перед последовательным мышлением именно это явление предстает как поразительный для внешних чувств особенный случай действия одной общезначимой закономерности.
Не иначе обстоит дело с параллельным случаем, когда перекрывающие друг друга цвета от зеленой и фиолетовой ламп дают голубой цвет. Здесь мы ограничимся краткой записью, которая легко доступна для понимания, исходя из вышеприведенного:
Были зеленый + фиолетовый цвета, а теперь вместо них имеем желтый + голубой + фиолетовый, иначе говоря, (желтый + фиолетовый) + голубой, что образует неопределенную затененность + голубой цвет.
И соответственно:
Были зеленый + фиолетовый цвета, затем зеленый + голубой + пурпур, и, наконец, (зеленый + пурпур) + голубой, что образует неопределенную затененность + голубой цвет.
Оба преобразования ведут опять к голубому цвету, который в идеале может появиться в качестве остающегося в наличии цветового компонента на неопределенной затененности внутри зоны перекрытия цветов.
Итак, Гёте должен был бы убрать свою насмешливую эпиграмму. Но зато он получает поразительное подтверждение основных мыслей своего учения о цветах в форме двух необычайных особенных случаев.
Но каким образом в случае перекрытия трех освещений от цветных ламп – красной, зеленой и фиолетовой – в середине поля перекрытия получается «белый» свет? И в какой мере смешение тех же самых цветов, применяемых в живописи как краски, или соответственно при наличии всех трех этих фильтров перед одной лампой, дает глубокий серовато-черный цвет?
И здесь принцип объяснения не иной, чем прежде. Когда эти три цветных освещения перекрывают друг друга, то здесь суммируется также светлота всех освещений, – значит, приблизительно 40% от красного, 30% от зеленого и быть может 15% светлоты от голубого. Следовательно, в совокупности от всех трех цветных освещений совместно освещенная середина поля перекрытия появляется с силой света, которая составляет 40% + 30% + 15% = 85% от силы света одной лампы. Но одновременно я могу себе представить как прежде, что красная пленка заменяется друг за другом расположенными пленками – пурпурной и желтой; зеленая пленка точно также заменяется друг за другом расположенными желтой и голубой пленками; и наконец, фиолетовая фольга – друг за другом расположенными голубой и пурпурной пленками. Итак, последствие аналогично тому, как если бы друг на друга наложить две желтых, две пурпурных и две голубых пленки. Но опять-таки две желтых и две голубых пленки дают две зеленых, а два зеленых и два пурпурных цвета нейтрализуются в бесцветную затененность, которая, однако, появляется с существенно большей светлотой (85% по отношению к 40%, 30% и 15%), чем исходные цвета; поэтому понятно, что здесь также естественно существует впечатление «белого» цвета. Но мыслительно проанализированный и этот «белый» цвет также есть серый, возникший благодаря цветовой нейтрализации полярных цветовых пар; этот серый, будучи гораздо более светлым по отношению к его цветовому окружению должен казаться «белым».
А как же обстоит дело с красками, применяемыми в живописи? Здесь имеет значение в точности тот же самый закон смешения, но только освещенность центрального поля теперь соответствует произведению от следующего умножения:
40/100 х 30/100 х 15/100 = 18 000/1000 000 = 18/1000 = 1,8 процента!
Итак, это означает погашение силы света на 98,2 процента или почти до полной темноты! Таким образом, нейтрализация цветов вследствие уменьшения силы света приводит здесь практически к черному цвету в центральном поле, как это отчетливо обнаруживается при установке друг за другом трех пленок перед одной лампой или также при наложении друг на друга этих трех красок, применяемых в живописи. Следовательно, эта же самая нейтрализация цветов являет чувственному впечатлению при 85% силы света лампы совсем «белую» поверхность, а при 1,8% силы света (или в 47 раз меньшей, так как 85 : 1,8 = 47) – совсем «черную» поверхность. Каждая сероватая затененность может быть доведена посредством соответствующей интенсивности света до относительно «белого» цвета, а посредством соответствующей интенсивности затемнения (ослабления света) до относительно «черного» цвета! И это следует познать, если хотят понять, что те же самые законы смешения цветов могут привести один раз к «белому» цвету, а другой раз – к противоположному «черному». Цветовая нейтрализация полярных цветовых пар в связи с совершенно различными силами света вполне достаточна в качестве принципиального объяснения противоположных чувственных впечатлений. Поэтому также и здесь не требуется гипотеза о различном – «слагаемом» или «вычитаемом» – действии цветов при их смешениях первого или второго рода.
Итак, резюмируя мы можем сказать:
1. Все смешения цветов совершаются согласно принципу, заложенному в гетевском цветовом круге, причем желтый, голубой и как третий цвет – пурпурный представляют первичные цвета, а красный, зеленый и фиолетовый – вторичные. Различие, наблюдающееся при смешении спектральных цветов, при освещении от цветных ламп или же при смешении физических красок не имеет принципиального значения.
2. Однако, так как помимо законов смешения цветов каждый раз в области смешения могут наблюдаться различия в светлоте, то в отношении чувственной видимости можно придти к поразительно различным результатам. Так, вторичные цвета в виде цветного освещения, взятые по два, дают опять первичные цвета, но притемненные – желтый, голубой и пурпурный; в то же время они в виде расположенных друг за другом двух пленок, акварельных красок, цветных типографских красок, цветных фотографических устройств и т.д., дают пурпур только в случае красного и фиолетового, а в иных случаях – серый цвет (желтоватый или синеватый).
3. Равным образом, пары полярных цветов, которые состоят из одного первичного и одного вторичного цветов, – такие как желтый и фиолетовый, голубой и красный, пурпурный и зеленый, – в качестве цветов освещения дают полную цветовую нейтрализацию, и поэтому, вследствие усилившейся силы света, образуется «белый» цвет (высветленный серый!). Другие же пары цветов при подобной красочной нейтрализации вследствие усиления темноты (ослабления света) дают «черный» цвет (затемненный серый!).
4. Три вторичных цвета – красный, зеленый и фиолетовый, примененные вместе как цвета освещения, приводят (по тем же основаниям) к еще более интенсивному «белому» цвету; но как краски, применяемые в живописи и так далее, они равным образом приводят к еще более интенсивному «черному» цвету. Однако оба эти чувственных впечатления оказываются для свободного от предрассудков мышления высветленным или же затемненным серым, что в одном случае усиливает его до «белого» цвета, а в другом случае – до «черного».
5. Голубой и желтый, когда они применяются вместе как цвета освещения, дают высветленный зеленый цвет, который воспринимается подобно «белому»; в то же время, посредством добавления пурпура из них можно получить вторичные смешанные цвета – фиолетовый и красный.
Однако лучше исходить здесь из зеленого, красного и фиолетового цветов и с помощью возникающей нейтрализации цветов (действующей как притемнение!) получать при попарном применении цветов – «притемненный» желтый, голубой или пурпурный как «остаточные цвета», – то есть не как первоначальные цвета освещения в собственном смысле.
6. Все эти поразительные феномены при более точном их рассмотрении и «смышленом рассудке» вполне могут быть поняты и выведены, исходя из основных идей гетевского учения о цветах. Вместе с тем отпадает следующее из ньютоновской исходной позиции ошибочное образование понятий о «слагаемом» и «вычитаемом» смешении цветов, которое проводит произвольную границу между спектральными цветами и физическими красками. Соответствующее фактам рассмотрение показывает, что этой границы вовсе не существует и что, следовательно, разверзшаяся было пропасть между цветами «науки» и «красками» искусства может быть засыпана.
7. В гетевском круге с шестью цветами, из которых три первичные – желтый, голубой, пурпурный – и три вторичные – красный, зеленый, фиолетовый, – заключено все существенное для понимания сущности цветов, если только еще добавим, что есть три полярные пары цветов – желтый и фиолетовый, голубой и красный, пурпурный и зеленый, которые сообразно светоносности (Lechthellugkeit) нейтрализуются либо в направлении к самому светлому серому (= «белому») цвету, либо же – к самому темному серому (= «черный») цвету.
Однако результат этих исследований впервые являет также правильные предпосылки для того, чтобы могли быть поняты такие цветовые феномены, при которых встречаются с многообразным взаимодействием «цветных светов».
Это имеет отношение в особенности к спектральному анализу, а также ко всем феноменам цветных теней, к отраженным цветам, которые получаются при цветных стеклах и т.д. Как только изложенные здесь мысли находят там применение, происходит переосмысление всех этих феноменов. Но одновременно обнаруживается, что в гетевском труде было подготовлено единое, охватывающее все области человеческой жизни, воззрение на цвета; и что исходя из него, может быть в соответствии с фактами выведено все то, что сам Гёте не мог еще полностью обозреть, или что впервые было открыто уже после его времени. Чтобы достичь этого целостного воззрения, следует, конечно, в корне преобразовать почти все нынешние понятия, имеющиеся в учении о цветах, а также, прежде всего, самому без предрассудков в достаточной мере рассмотреть эти феномены.
[1] В цветоведении их принято называть «аддитивное» и «субтрактивное» смешение. (Прим. М.М).
[2] В связи с тем, что в языке оригинала «голубой» и «синий» обозначаются одним общим словом, в данном переводе «голубой» соответствует «светло-синему» в оригинале. Также «синий» оригинала заменен на «голубой» и в тех случаях, когда автор продолжает описание «светло-синего» цвета, не прибегая к уточнению его светлоты. (Прим. М.М).
[3] Под физическими цветами имеются в виду цветные красители, которые автор отличает от цветных световых лучей. (Прим. М.М.)
[4] В русской традиции: красный – оранжевый – желтый – зеленый – голубой – синий – фиолетовый. (Прим. М.М.).
[5] Здесь, опять-таки, выступает фундаментальная противоположность ньютоновскому воззрению (а также и сегодняшней физики), согласно которому зеленый цвет, также как желтый и синий, считается уже с самого начала содержащимся в свете, а пурпур вовсе не признается в качестве спектрального цвета; ибо весь негативный спектр, как полярно противоположный обычному, не признают за действительный и не оценивают верно.
[6] Здесь за неимением иллюстраций дан не оригинальный текст, а его изложение, более понятное при отсутствии картинок. (Прим. М.М.)
[7] Смотри по этому поводу очень важную статью д-ра Г. Кнауера в журнале «Das boetheanum», 33** № 21, «О цветовом круге», написанную в этом же направлении, с ясными выводами которого автор вполне согласен. Он хотел бы здесь это высказать, хотя бы даже именно потому, что он достиг излагаемого здесь объяснения без предварительного знакомства с этой статьей.
[8] Следует обратить внимание, что в гетевском круге зеленому полярен пурпур, а не красный, как принято в классическом цветоведении. Красный же у Гете противостоит голубому, который, как и пурпур, вовсе отсутствует в классике. (Прим. ММ).