Международный день шахмат

Каспаров Гарри. Шахматы как модель жизни

 

Глава 14

ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ ИГРА

 

…Для шахмат, для шахматной борьбы, прежде всего необходимо знание человеческой натуры, понимание психологии противника.

Можно победить, еще не сев за доску

Почти 200 лет назад Симон Боливар сказал: «После первого поражения лишь неопытный солдат считает, что всё пропало».

За месяцы, прошедшие после поражения в матче с Крамником, у меня было достаточно времени, чтобы понять, чего достиг соперник и как он это сделал. Я работал над устранением своих слабых мест, которые он использовал. После этого матча мы сыграли более десятка партий — и все вничью, кроме одной. Единственная победа осталась за мной — в той самой берлинской защите, которая так угнетала меня в нашем матче.

Победа в этой принципиальной партии, в сочетании с наивысшим шахматным рейтингом, вернула мне психологическую уверенность в своем профессиональном превосходстве.

Лишь немногие виды спорта так психологически изнурительны, как большие шахматы. Турниры и матчи могут длиться неделями при ежедневном предельном напряжении, в противоборстве с достойным соперником и тикающими часами. Шахматы, как позиционная игра с полной информацией, требуют от игрока особой ответственности за каждое принимаемое решение. И в своем поражении он может винить не товарищей по команде, не судью, не злой рок, а только себя! В 1993 году претендент на корону Найджел Шорт сказал в одном из интервью: «Шахматы безжалостны — вы должны быть готовы стать киллером».

Психология здесь очень важна, сколько бы это ни отрицали многие гроссмейстеры, утверждая: «Я играю против фигур». Даже в такой игре, как шахматы, имеющей вид математической головоломки, любой игрок получает большое преимущество при правильном психологическом настрое на каждом этапе работы, а не только за шахматной доской.

Для успешной подготовки важно обладать самодостаточностью и способностью долго и упорно работать в одиночестве, даже зная о том, что почти вся работа может оказаться сизифовым трудом. По статистике лишь 10—15% аналитических разработок доводятся до практического применения. И хотя мы понимаем, что любая работа приносит косвенные дивиденды и со временем окупается, — это легко сказать, но трудно использовать в качестве мотивации. Вспомните, как в школьные годы мы не могли понять, зачем нужно изучать тригонометрию!

Перед игрой некоторые шахматисты теряют сон или аппетит, другие лихорадочно перебирают дебютные варианты и пытаются сосредоточиться, а третьи идут погулять или смотрят кино. Я всегда подозревал неладное, если не был «на взводе» перед игрой. Нервная энергия — это оружие, которое мы берем с собой на любой интеллектуальный поединок. При избытке нервной энергии результаты могут быть опустошительными либо для вас, либо для соперника.

Виктор Островский

 

Несколько раз в своей карьере я испытывал перед игрой удивительное предчувствие, что независимо от титула соперника и его действий мне не составит труда с ним расправиться. Такое случилось и в 1993 году перед моей партией с Карповым на супертурнире в Линаресе. Хотя мне предстояло играть черными фигурами, я был вне себя от нетерпения: мною владело странное чувство, что предстоит нечто необыкновенное.

В данном случае мое давнее соперничество с Карповым усугублялось тем обстоятельством, что мы сошлись в борьбе за первое место, когда до финиша оставалось еще четыре тура. Мой помощник Сергей Макарычев может подтвердить, что перед партией я буквально излучал оптимизм, обещая нанести Карпову сокрушительное поражение. Так и случилось на самом деле, хотя в конце произошел совершенно неожиданный комичный эпизод.

Пожертвовав пешку, я захватил инициативу и получил доминирующую позицию. Фигуры Карпова были быстро оттеснены к первой линии, что в партиях такого ранга случается крайне редко. На 24-м ходу я довел пешку до противоположного края доски, сказал «ферзь» и огляделся в поисках судьи, чтобы получить второго ферзя, который по правилам уже должен был находиться на столе. Но прежде чем судья заменил пешку на ферзя, Карпов сделал запрещенный ход. Он заявил, что поскольку я сразу не поставил на доску нового ферзя, право выбора теперь принадлежит ему, и он выбирает слона — гораздо более слабую фигуру! Этот маленький фарс быстро завершился. Я получил нового ферзя, но Карпов потребовал добавить ему несколько минут на часах в компенсацию за потерянное время. Через три хода он сдался. Эта победа вошла в серию из пяти партий, которую я считаю одной из лучших в своей жизни: четыре победы и ничья против лучших шахматистов мира. Этот финишный рывок обеспечил мне первое место.

Такие предчувствия отражают нечто большее, чем силу позитивного мышления. Творческая энергия — это осязаемая вещь, и если мы ее ощущаем, то она воздействует и на наших конкурентов. Уверенность в себе выражается в движениях, осанке и в интонациях голоса. Важно не только то, что мы говорим, но и то, как мы говорим.

 

Относитесь к себе серьезнее

 

Меня часто обвиняли в психологическом давлении на соперников и приписывали мне чрезвычайно грозный вид за шахматной доской. Бобби Фишер тоже «пугал» противников, вселяя в них «фишеробоязнь», а Михаил Таль в свои лучшие годы якобы гипнотизировал соперников пронзительным немигающим взглядом. Однажды, играя с Талем в турнире претендентов (1959), американский гроссмейстер Пал Бенко решил уберечься от этого взгляда и надел за доской темные очки. В ответ Таль, обладавший неиссякаемым чувством юмора, позаимствовал у Петросяна огромные солнцезащитные очки и тоже надел их, к большому удовольствию зрителей. Рассмеялся даже Бенко, по достоинству оценив эту шутку. Впрочем, ни очки, ни чувство юмора Бенко не спасли…

Виктор Островский

 

Менее успешных шахматистов никогда не обвиняли в «запугивании» или «гипнотизировании» соперников, так что это можно воспринимать скорее как комплимент. Если человек, сидящий напротив меня, испытывает психологическое давление, это значит, что он изучил мои партии и знает мою силу. Мне доводилось встречаться с соперниками, которых еще не было на свете, когда я стал чемпионом мира. Для них я был частицей живой истории, но это не помешало одному из них, Теймуру Раджабову из моего родного Баку, выиграть у меня партию на турнире в Линаресе (2003). И я убежден, что по меньшей мере для половины соперников мой имидж послужил стимулом для демонстрации своей лучшей игры.

Хотя мой вид за доской называли «грозным», на самом деле я просто очень серьезно относился к шахматам и считал обязательным показать, что приложу все силы для победы. Неважно, выступал ли я в элитных турнирах или показательных сеансах против любителей, где зрители во время игры часто просили меня улыбнуться в камеру. Иногда я пытался это сделать и несколько раз из вежливости предлагал ничью в партиях с VIP-персонами, но в целом я считаю, что это — несерьезное отношение к игре.

К примеру, давая сеанс одновременной игры на 25 досках, я стараюсь выиграть с «сухим» счетом 25:0. Сохранение «турнирного лица» за шахматной доской — важная часть моего психологического настроя. Даже в сеансах я не хочу избавляться от привычки быть во время игры предельно сосредоточенным.

Мое принципиальное отношение к показательным шахматным партиям имеет и другую причину. Сеанс одновременной игры с достаточно сильными соперниками дает возможность раскрыть свои творческие способности, освободившись от ограничений традиционной партии один на один. Некоторые мастера рассматривают такие сеансы исключительно как ремесленную работу, но я не упускаю возможности узнать что-то новое и расширить свой кругозор. Сеансы одновременной игры также требуют известного мастерства в принятии решений, так как приходится учитывать общий счет и потенциальное влияние каждой партии на исход других.

В мае 1995 года я давал сеанс одновременной игры на 30 досках в Москве в легендарном Центральном шахматном клубе. Сеанс происходил в 50-ю годовщину Дня Победы, и я играл с ветеранами Великой Отечественной войны. Самому молодому из них было, кажется, 73 года! Но игра с ними не напоминала легкую прогулку. Многие ветераны были довольно неплохими шахматистами, игравшими еще в турнирах 30—40-х годов. Они были при боевых наградах, а генерал даже в парадном мундире.

Партия с генералом складывалась не слишком удачно и всё больше отвлекала меня от других досок. Можно было продолжить игру в этой сложной позиции, но я решил форсировать ничью, чтобы сосредоточиться на остальных двадцати девяти поединках. И тут же ощутил возмущение остальных участников: они решили, что я «подарил» ничью генералу из-за его высокого звания, хотя на самом деле это было совсем не так.

Вместо того чтобы тащить на себе груз одной сложной партии до конца сеанса, я предпочел избавиться от него поскорее и обойтись малой кровью. Это было чисто прагматическое решение. Мы часто сталкиваемся с ситуациями, когда одна назойливая проблема, личная или профессиональная, настолько завладевает нашими мыслями, что мешает сосредоточиться на других, более важных делах. По возможности такую проблему нужно решать быстро, даже если решение удовлетворяет нас не полностью.

Сеанс с ветеранами получил интересное завершение. После трудной борьбы я свел вничью еще несколько партий. В самой последней возник эндшпиль, где у меня была лишняя пешка и хорошие шансы на победу. Мой пожилой соперник сильно устал, и я подумал, что борьба была уже достаточно долгой и упорной, поэтому предложил ничью, которую он принял. Он был очень взволнован и, когда я подписывал бланк партии, сказал, что запомнит эту ничью до конца жизни — точно так же, как свою другую ничью, из сеанса одновременной игры с Ласкером в 1937 году!

Виктор Корчной, с его неукротимым бойцовским духом, относится к показательным выступлениям еще более серьезно, о чем можно судить по следующей истории. В 1963 году он и Таль играли в турнире на Кубе и в выходные дни давали сеансы одновременной игры, пользовавшиеся там особой популярностью. Среди соперников Корчного оказался легендарный Эрнесто Че Гевара, в то время — министр индустрии. Перед игрой организаторы намекнули гроссмейстеру, что было бы неплохо сыграть с ним вничью. Позже в гостинице Таль спросил Корчного, как прошел сеанс, и был удивлен, услышав, что тот выиграл все партии. «Даже у Че Гевары?» — спросил Таль. «Да, — ответил Корчной. — Он понятия не имеет о каталонском начале».

Правильный психологический настрой играет на пути к успеху большую роль. Надо всегда отдавать победе все силы. Никакие призывы «отработать на 110%» не смогут вдохновить нас, если мы сами не готовы выложиться на 100%. Дополнительные 10% приходят вместе с пониманием того, что мы способны выложиться полностью. Когда это происходит, мы с удивлением обнаруживаем, что можем сделать больше, чем ожидали.

Наше отношение к себе играет определяющую роль и в том, как нас воспринимают другие. Хороший костюм и крепкое рукопожатие нужно подкреплять взглядом и интонацией голоса. Люди, проводящие собеседования для приема на работу, обращают гораздо больше внимания на то, как вели себя соискатели, чем на их слова и объяснения.

Как люди могут запомнить нас? У каждого своя мера самоуверенности. Чем больше мы беспокоимся о том, что другие подумают о нас, тем хуже они к нам относятся. По словам Марка Твена, «тщеславие безгранично — ограничено лишь умение скрывать его». Перефразируя Твена, можно сказать, что мы лучше всего скрываем свою самоуверенность, когда концентрируемся на своих положительных качествах и достижениях. Это здоровое чувство гордости, в основе которого заслуженные успехи и искренняя вера в новые успехи.

Виктор Островский

 

Не поддавайтесь на провокации

 

Как и большинство обычных людей, шахматисты находятся где-то посередине между двумя литературными персонажами: сверхрациональным злодеем Кронштиным из цикла о Джеймсе Бонде и невротическим Лужиным из романа Набокова. По моим наблюдениям, шахматисты все-таки ближе к рациональному полюсу, хотя есть и яркие исключения. Невероятные истории вокруг матча на первенство мира между Анатолием Карповым и Виктором Корчным, состоявшегося в 1978 году на Филиппинах, могут заставить любого усомниться в здравомыслии шахматистов.

Отношения между противниками накалились еще до начала матча. «Злодей» Корчной бросил вызов мощной советской государственной машине и ее видному представителю, чемпиону мира Карпову. Обе стороны подавали бесчисленные протесты: по поводу флагов на столе, высоты и формы стульев, и даже цвета йогурта, который приносили чемпиону во время игры… Но самой нелепой и эксцентричной была история с доктором психологии Владимиром Зухарем, приехавшим в Багио в составе команды Карпова.

Во время игры Зухарь сидел в 4-м ряду зрительного зала и неотрывно смотрел на Корчного. Его это нервировало и приводило в замешательство, и в конце концов он потребовал отсадить подальше «советского парапсихолога», якобы пытающегося воздействовать на его мышление. Советская команда отвергла это требование и выдвинула встречные. Так началась безумная эпопея, в ходе которой Зухарь не раз менял свое место в зале. В противовес Зухарю Корчной пригласил собственного «парапсихолога», но тот не оправдал его надежд и вскоре был отставлен. Перед 17-й партией Корчной даже отказался начинать игру, пока Зухаря не пересадят подальше от сцены. Этот протест отнял у претендента те самые драгоценные минуты, которых ему потом не хватило, чтобы избежать грубой ошибки. В жестоком цейтноте он сначала упустил выигрыш, а затем угодил под мат и проиграл.

Было ли все это игрой на публику или два ведущих шахматиста планеты вместе со своими ближайшими помощниками действительно серьезно относились к таким «психологическим трюкам» во время самого важного матча в своей карьере? Карпов выиграл матч с преимуществом в одно очко — 6:5, победив в решающей 32-й партии (когда Зухарь снова вернулся в 4-й ряд). Интересно, насколько лучше сыграл бы в матче Корчной, если бы не потратил на провокации Карпова столько энергии и не беспокоился о том, получает ли противник тайные сообщения в виде йогурта? Кстати, свою первую победу Карпов одержал в 8-й партии, когда он вывел соперника из себя, отказавшись пожать ему руку перед игрой.

 

Умение владеть ситуацией

 

Потеря психической энергии отражается на физическом состоянии. Депрессия вызывает такую же усталость, как многокилометровая пробежка. В наши дни часто злоупотребляют термином «самоутверждение», но это действительно важная сторона нашей личной и профессиональной жизни. Когда мы владеем ситуацией или хотя бы считаем, что находимся у руля, то действительно становимся сильнее. В качестве примера можно привести зловещий эксперимент над двумя мышами в соседних клетках. На дно клеток через случайные интервалы времени подавался электрический импульс, воздействовавший на мышей. В одной из клеток имелся рычаг, при рефлекторном нажатии которого мышь могла отключать ток. Обе мыши получали одинаковый разряд, но мышь в клетке с рычагом надолго переживала свою соседку. Сталкиваясь со случайными и неуправляемыми событиями, даже мыши теряют волю к жизни, а без нее жизнь быстро угасает.

Сейчас часто пишут о «гормонах стресса» и других веществах, подтверждающих давнюю догадку о том, что разум действительно имеет власть над материей. Ощущение контроля над своей жизнью — за шахматной доской, дома, в учебе или на работе — полезно для физического и психического здоровья. Это также означает, что лучших результатов можно достичь и в более широком масштабе. Начавшаяся в 70-е годы революция в сфере менеджмента привела к ликвидации многих уровней руководства и децентрализации процесса принятия решений. Небольшие подразделения, расположенные ближе к источникам информации, могут принимать решения быстрее и лучше, а потому и более устойчивы и эффективны.

Мы часто слышим жалобы насчет слишком большой ответственности, но альтернатива гораздо хуже. Чувство облегчения, которое мы испытываем, когда кто-то принимает решения за нас, очень недолговечно, особенно если эти решения непосредственно касаются нашей жизни (хотя и необязательно через испытание электрическим током). Мы слишком часто пускаем дело на самотек, вместо того чтобы взять его в свои руки. Мы идем по проторенному пути и в лучшем случае спрашиваем себя: «Что случится, если я ничего не сделаю?» Уклонение от ответственности начинается с экономии времени и сил, но неизбежно отдаляет нас от достижения наших целей.

 

Избавление от беспокойства

 

Турнирная жизнь приучила меня к напряжению, которое сопутствует каждому соревнованию и каждой партии. Однако в начале моей карьеры привыкнуть к этому было не так просто. В январе 1978 года, в 14 лет (стареющий вундеркинд!), я принял участие в турнире памяти Сокольского в Минске с надеждой выполнить норму мастера спорта. Даже будучи уже двукратным чемпионом СССР среди юношей (1976 и 1977), я до этого не имел возможности сыграть в мужском турнире такого уровня. Меня допустили к участию лишь по настоянию моего учителя Ботвинника, поэтому результат имел важное значение не только для моей, но и для его репутации. Таким образом, у меня были причины переживать, опасаясь возможной неудачи; к тому же я немного побаивался более опытных соперников.

Мама подала мне хорошую идею. «Гарик, — сказала она за день до старта, — ты выступишь хорошо, если перед каждой партией будешь учить наизусть несколько строф из «Евгения Онегина». Это обострит твои чувства». Я последовал ее совету. И благодаря этой «волшебной палочке» избавился от гнетущего беспокойства, выиграл несколько партий и обрел уверенность в себе. В итоге, не без помощи вездесущего Пушкина, я не только перевыполнил норму мастера на 3,5 очка, но и выиграл турнир.

Испытывать некоторую тревогу в напряженной обстановке совершенно естественно. А вот когда мы начинаем относиться к серьезным испытаниям беспечно, появляется повод для настоящего беспокойства. Если кажется, что всё легко и просто, мы не можем достаточно жестко настроиться на победу. Без психологической устойчивости мы не в состоянии переносить неудачи. Психические «мышцы» атрофируются от бездействия точно так же, как физические. Если вы уже давно не встречались с новым и неведомым, то вы наверняка избегали этого сознательно. Перемены необходимы нам для укрепления нервной системы и защиты от любых невзгод.

В час испытаний наш боевой дух должен быть неукротим, хотя после тяжелого поражения очень трудно сразу прийти в себя и уже на следующий день вступить в борьбу с мыслью о победе. Теория первичности сознания может сработать и против нас, если мы убедим себя, что положение безнадежно. Тогда за первым поражением быстро последует второе, а затем и третье. Такой негативный «эффект домино» может случиться и на одном турнире, а может повлиять и на всю карьеру.

Виктор Островский

 

Здравый смысл и предрассудки

 

В ленинградской половине третьего матча с Карповым (1986) я добился большого перевеса в счете и вдруг потерпел три поражения подряд. За пять партий до финиша счет сравнялся. В экстремальной обстановке после третьего поражения в 19-й партии мы с тренерами обсуждали, как играть белыми в 20-й. Следует ли быстро форсировать ничью, чтобы вернуть душевное равновесие? Или, как обычно, вступить в борьбу? «Почему бы и нет? — сказал я. — Я только что проиграл три партии подряд, разве я могу проиграть четвертую?!» Гроссмейстер Михаил Гуревич, имеющий большой опыт не только в шахматах, но и по части казино, ответил: «Теория вероятностей не работает таким образом. Когда играешь в рулетку, можешь каждый раз ставить на черное и проиграть много раз подряд!» Печально, но факт: не имеет смысла верить, что после нескольких неудач вам обязательно улыбнется удача. Не существует космических весов, которые уравновешиваются сами по себе… Я последовал совету тренеров и в 20-й партии сделал быструю ничью. Потом, упорно защищаясь, свел черными вничью 21-ю и наконец, полностью восстановившись, одержал решающую победу в 22-й, вновь вырвался вперед и в итоге сохранил свой титул.

В больших казино рядом с колесом рулетки можно видеть экран с изображением последних десяти выигравших номеров. Людям как бы подсказывают, что они могут получить преимущество, пользуясь этой информацией, хотя на самом деле она абсолютно бесполезна. Колесо не знает, где оно остановится. Очень опасно тешить себя надеждой на то, что произойдет нечто желанное, когда между двумя последовательными событиями нет никакой причинно-следственной связи. Если мы не избавимся от этого заблуждения, то останемся в плену предрассудков.

В шахматах, где часто нарушается принцип транзитивности, весьма популярна концепция индивидуального возмездия. Шахматист А может победить шахматиста Б, который побеждает шахматиста В, который, в свою очередь, побеждает шахматиста А. Гроссмейстера, который каким-то роковым образом регулярно проигрывает другому гроссмейстеру, называют его «постоянным клиентом». Я имел очень хороший личный счет со многими соперниками, но Алексей Широв, несомненно, был моим «лучшим клиентом». За двенадцать лет мы сыграли с ним около тридцати партий, и он потерпел пятнадцать поражений, не выиграв ни разу. Между тем Широв имеет хороший личный счет во встречах с моей «немезидой» Владимиром Крамником.

Такая диспропорция в результатах личных встреч с одним из самых одаренных представителей шахматной элиты должна иметь объяснение где-то за пределами шахматной доски. После многих неудач мы начинаем сомневаться в возможности победы, тем самым открывая двери для нового поражения. После тринадцатого проигрыша Широв храбро пошутил, что «поскольку «13» — любимое число Каспарова, то настало время прервать череду моих неудач». Это был неплохой психологический ход, но… увы, он ему не помог.

 

Держать удар!

 

Поражение бывает тяжелым вдвойне, когда чувствуешь, что старался изо всех сил, но всё равно проиграл. Родители часто успокаивают ребенка после его проигрыша в какой-нибудь игре: «Ты сделал всё, что мог». Они полагают, что ему станет легче от мысли, что он всё равно не смог бы добиться большего. Но всегда ли это является утешением? Человек с чемпионскими амбициями не хочет слышать, что он сделал всё возможное — и проиграл. Действительно, разве может быть что-то хуже этого?

Молодые гроссмейстеры Андрей Соколов и Гата Камский столкнулись с такой проблемой в матчах против Карпова, и в обоих случаях последствия оказались для них разрушительными. В 1985—1986 годах двадцатитрехлетний Соколов совершил впечатляющий рывок к шахматному Олимпу, сыграв лучшие партии в своей жизни. После ряда побед в турнирах и в матчах претендентов он встретился с Карповым в суперфинальном матче (1987), победителю которого предстояло сразиться со мной за мировую корону. Но Соколов не просто проиграл этот матч: он не смог выиграть ни одной партии, а Карпов одержал четыре победы! После такого разгрома Андрей стал совсем другим шахматистом. Солнце опалило его крылья, и он упал на землю. В последующие годы его результаты резко снизились и он больше никогда не приближался к шахматному трону. Впрочем, Соколов до сих пор неплохо играет в шахматы, проживая в окружении приятных пейзажей французской провинции.

История Гаты Камского, последнего американского шахматиста мирового уровня, одновременно и более, и менее трагична. Он мог бы достичь большего — у него был огромный потенциал и внушительный список побед. Именно поэтому его падение было еще более болезненным. Отец привез его в США в 1989 году, и еще юношей Гата стремительно ворвался в ряды шахматной элиты. В 1996-м, в 22 года, он дошел до финального матча чемпионата мира ФИДЕ, в котором встретился с Карповым (как упоминалось ранее, в 1993 году мы с Шортом вышли из ФИДЕ, что привело к появлению двух версий титула чемпиона мира — «классического», берущего начало от матча Стейниц — Цукерторт, и «официального» титула ФИДЕ, которым завладел Карпов).

Мы никогда не узнаем, чего мог бы достичь Камский, если бы остался в шахматном мире после сокрушительного поражения от Карпова. Но Гата — или, возможно, его скандальный и вспыльчивый отец — решил, что раз он не может быть первым в шахматах, то нужно выбрать что-нибудь другое. Вскоре он ушел из больших шахмат и, в конце концов, занялся юриспруденцией.

Карпов на пике своей карьеры являл собой идеальный пример человека, который может сохранять хладнокровие и полную объективность во время игры. Холодный прагматизм позволял ему делать каждый ход так, словно он впервые видит данную конкретную позицию. Он никогда не позволял себе отвлекаться на сделанный неудачный ход, на проигранную партию или плохой результат. Для Карпова всегда существовала только конкретная ситуация. В психологии это называется «не пилить опилки».

Мой стиль, гораздо более эмоциональный, не допускал такой логической целесообразности. Мне приходилось выкладываться в каждой партии и платить тяжелую психологическую цену за поражение. Я полагался на огромный запас энергии, который должен был вернуть меня в строй после неудачи, чтобы я мог выплеснуть весь гнев и сожаление в одной вспышке. Каждый должен найти лучший для себя способ держать удар, учиться на своих неудачах и возвращаться к борьбе с новыми силами. Попытка вычеркнуть неудачу и забыть о ней — всего лишь рецепт для повторения прошлых ошибок.

Виктор Островский

 

Претенденты на корону и фатальные изъяны

 

Помимо вечных дебатов о «самом великом шахматисте всех времен», не менее популярны дискуссии о «величайшем шахматисте, который так и не стал чемпионом мира». На протяжении всей истории шахмат мы встречаем великих мастеров, которые подошли к самой вершине шахматного Олимпа, но так и не покорили ее. Они не только пользовались огромным уважением у современников, но и создавали бессмертные шедевры «королевской игры».

В ответ на вопрос, почему эти великие мастера так и не достигли вершины, недостаточно пожать плечами и списать их неудачу на капризы судьбы. Каждый случай по-своему уникален и позволяет глубже заглянуть в психологию игры, даже если мы не можем точно сказать, что послужило причиной неудачи.

Поклонники динамичного стиля выдающегося русского шахматиста Михаила Чигорина считают, что у него была возможность достичь подлинного величия. В конце XIX века он дважды встречался с Вильгельмом Стейницем в матчах за мировое первенство и оба раза проиграл. Всю свою жизнь Чигорин боролся, иногда даже слишком ревностно, против шахматных догм, установленных Стейницем и яростно защищаемых Таррашем. Он не всегда мог обуздать буйную творческую фантазию и направить ее в практическое русло. Доказательство собственной правоты было для него важнее победы, и это отсутствие здорового прагматизма в конкурентной борьбе помешало ему подняться на вершину.

Опыт Чигорина учит нас тому, что нельзя жертвовать результатами ради слепой веры в наши методы, какими бы оригинальными они ни были. Многие люди склонны объяснять свои неудачи недостаточным усердием. Они внушают себе, что, если бы продвинулись в том же направлении еще дальше, всё было бы хорошо. Но лучше полагаться на «внутреннего наблюдателя», чтобы бесстрастно оценивать свои результаты и отодвигать самолюбие на задний план. Если бы Чигорин в критических ситуациях сумел совладать со своей фантазией, Россия получила бы своего чемпиона мира за несколько десятилетий до Алехина.

Имел основание сетовать на злую судьбу и польский гроссмейстер Акиба Рубинштейн. Качество многих его партий до сих пор выглядит безупречно! Увы, ему не хватило практичности и спортивных качеств. Рубинштейн не мог или не хотел относиться к турнирной ситуации так же серьезно, как к текущей шахматной партии. И, как следствие, терял из виду общую картину событий и порой рисковал без необходимости. Но его главная неудача была связана даже не с шахматами, а с ситуацией в начале XX века, когда претендент на чемпионский титул должен был находить меценатов, готовых финансировать матч.

Несмотря на впечатляющие турнирные успехи, Рубинштейн так и не смог собрать достаточно денег, чтобы бросить вызов Ласкеру. Вскоре его обошел молодой и напористый Капабланка, став претендентом номер один на мировую корону.

Только в идеальном мире имеет значение одно лишь профессиональное мастерство, а в реальном необходимо еще и умение собирать средства и действовать в условиях конкуренции. На выборах кандидаты, подготовленные лучше соперников, обычно выигрывают, а самая разрекламированная из компьютерных программ продается лучше остальных. В идеальном мире с его предполагаемой объективностью и справедливостью отсутствует конкурентная среда. Как только вы решили, что победа принадлежит вам по праву, вы уже созрели для того, чтобы отдать ее тому, кто борется за нее упорнее.

Рубинштейн был не единственным ведущим шахматистом XX века, так и не сыгравшим матч за чемпионский титул. На судьбе эстонского гроссмейстера Пауля Кереса, блиставшего на шахматной сцене со второй половины 30-х годов, отразились исторические и политические события той эпохи. Его лучший шанс побороться за титул был упущен из-за разразившейся Второй мировой войны, а после того, как Эстония потеряла свою независимость, советские власти сделали ставку на «благонадежного» Ботвинника.

До начала 60-х Керес имел шансы стать претендентом на мировую корону, но ему всегда не хватало самой малости. Я бы поостерегся приписать это каким-либо недостаткам его шахматного стиля, но все же сомневаюсь, что он мог бы противостоять Ботвиннику в обстановке высочайшего накала борьбы за мировое первенство.

Давид Бронштейн, выиграв в 1950 году турнир претендентов, получил свой шанс сразиться с Ботвинником. Их матч 1951 года завершился вничью 12:12, и по правилам ФИДЕ Ботвинник сохранил чемпионский титул. Позже Бронштейн не раз говорил своим друзьям, что, если бы он не проиграл, ничейный эндшпиль в предпоследней 23-й партии, все бы сейчас внимали ему, как дельфийскому оракулу.

Уже то, что молодой Бронштейн сумел добиться права вступить в единоборство с самим Ботвинником, было для него огромным достижением. Жестко настроившись на эту цель, он не смог поднять планку еще выше и выиграть матч жизни. Законная гордость нашими достижениями не должна отвлекать нас от высшей цели. Не заслуживает высшей награды марафонец, лидировавший на протяжении всей дистанции, но уступивший на финишной прямой.

Виктор Островский

 

Блестящие вторые

Претенденты на шахматный трон

Михаил Чигорин (12.11.1850 — 25.01.1908), Россия

Один из лучших шахматистов мира в конце XIX века, почитаемый в России как основоположник отечественной шахматной школы. Чигорин не только успешно выступал в турнирах, но и был выдающимся популяризатором игры. Он основал в своем родном Петербурге шахматный клуб и шахматный журнал, опубликовал множество статей и комментариев.

Чигорин не раз побеждал Стейница и дважды пытался отобрать у него корону, но проиграл оба матча (1889 и 1892). Он критиковал чемпиона за «догматичную теорию», утверждая: шахматы столь многогранны, что их нельзя свести к ряду четких правил. Чигорин не имел равных в сложной, динамичной игре с красивыми жертвами. Но Стейниц победил закономерно. Его теория была всё же основательнее, ибо охватывала больше типов позиций, и Стейниц обыгрывал Чигорина, в частности, за счет большей широты кругозора. В «своих» позициях — с инициативой, атакой — Чигорин был непобедим, а вот в «чужих», где надо было терпеливо нащупывать верные тропинки, он ошибался и уступал.

Акиба Рубинштейн (12.10.1882 — 15.03.1961), Польша/Бельгия

Один из лучших шахматистов мира в начале XX века. Родился в Польше, когда она еще входила в состав России. Блистал в предвоенных турнирах — в частности, одержал памятные победы над Ласкером и Капабланкой. Стиль игры Рубинштейна выглядел безупречным — многие его партии и поныне остаются подлинными шедеврами шахматного искусства.

Он был чрезвычайно молчаливым, скромным и стеснительным человеком, а главное — совершенно непрактичным. И, став главным претендентом на мировую корону, увы, так и не нашел достаточных финансовых средств для матча с Ласкером (до 1948 года, когда организацией чемпионата мира занялась Международная шахматная федерация — ФИДЕ, это было заботой претендента). Золотые годы его карьеры были прерваны Первой мировой войной. Когда Рубинштейн вернулся к турнирным выступлениям, он был уже «не тот» и не мог всерьез конкурировать с Капабланкой и Алехиным. Позже серьезные проблемы с психикой вынудили его оставить шахматы.

Пауль Керес (7.01.1916 — 5.06.1975), Эстония/СССР

Трагический титул «Пауль Второй» достался, наверное, самому выдающемуся эстонцу современности. Во всяком случае Керес единственный шахматист, портрет которого украшает национальную валюту его страны — купюру достоинством в пять крон. Однажды он стал по-настоящему первым — в легендарном АВРО-турнире с участием всех сильнейших (1938). Но не успел сыграть матч с Алехиным: его лучшие годы в шахматах тоже были прерваны войной — Второй мировой. А потом Кересу много лет не хватало самой малости для матча с Ботвинником: он четырежды. (!) занимал вторые места в турнирах претендентов.

Во время войны Эстония, наряду с Латвией и Литвой, стала разменной картой в игре великих держав: сначала ее оккупировал Советский Союз, затем — нацисты, а после их изгнания там снова установилась советская власть. В 1944— 1946 годах, когда Ботвинник добивался матча с Алехиным, Кереса подвергли гонениям «за сотрудничество с нацистами» (он всю войну зарабатывал на жизнь игрой в немецких турнирах). В 1948-м, после смерти непобежденного чемпиона, Керес был все-таки включен в матч-турнир на первенство мира, но его четыре поражения кряду от Ботвинника навели некоторых историков на мысль, что он «заплатил за свое возвращение в шахматы ценой обязательства перед советскими властями не мешать Ботвиннику в его борьбе за мировое первенство».

Давид Бронштейн (19.02.1924 — 5.12.2006), СССР

В отличие от Рубинштейна и Кереса, так и не сыгравших матча за чемпионский титул, Бронштейн приблизился к вершине настолько, насколько это было возможно. В поединке с Ботвинником (1951) он вел в счете за две партии до финиша, и в решающей партии ему не хватило буквально одного точного хода, чтобы добиться ничьей и выиграть матч. Ценой огромных усилий Ботвинник сравнял счет (12:12) и сохранил титул.

Бронштейн был необыкновенно ярким, изобретательным шахматистом и по игре в этом матче заслуживал победы, но ему где-то не хватило выдержки, характера — качеств, которыми славился его оппонент. У претендента были слишком большие перепады — от чистых побед до поразительных провалов в окончаниях. Сказалась и разница в социальном статусе и общем настроении соперников — чемпиона, «патриарха советских шахмат», и претендента, отец которого был «врагом народа», потерявшим здоровье в сталинских лагерях… Бронштейн и потом демонстрировал игру экстра-класса, но ему уже больше не удавалось добираться до матча за мировую корону.

Виктор Корчной (р. 23.03.1931), СССР/Швейцария

Шахматист уникального творческого долголетия. Еще смолоду он был трудным, неудобным соперником для любого гроссмейстера, вплоть до чемпионов мира. Корчной пережил блокаду Ленинграда, стал четырехкратным чемпионом СССР, конфликтовал с советскими властями до своего бегства за рубеж (1976), а затем словно заново родился и побил все рекорды, продолжительности игры на высшем уровне. Он единственный в истории претендент, сыгравший де-факто три матча за мировую корону. И все с Карповым — в 1974, 1978 и 1981 годах (первый из них был финальным матчем претендентов, но на деле определил нового чемпиона мира, ибо Фишер отказался защищать титул). Причем в Багио (1978) он едва не стал чемпионом, будучи на 20 лет старше соперника! Этот матч отличался острой политической интригой и, увы, непрерывной чередой скандалов, не имевших прямого отношения к шахматам. Советская сторона шла на всё, лишь бы не уступить титул «проклятому изменнику», а Корчной легко поддавался на провокации.

Многолетняя превосходная игра у самой вершины Олимпа делает Корчного, пожалуй, величайшим из шахматистов, так и не ставших чемпионами мира. Ему исторически не повезло: он достиг своего пика как раз в то время, когда на шахматном небосклоне засияла звезда Анатолия Карпова.

«Чигорин — это гений практической игры, считающий своей привилегией при каждом удобном случае бросать вызов принципам современной шахматной теории» (Стейниц).

«Шестьдесят дней в году я играю в турнирах, пять дней отдыхаю и 300 дней работаю над своей игрой» (Рубинштейн).

«Мой стиль — перенести себя и соперника на неведомую территорию. Игра в шахматы это не проверка знаний, а война нервов» (Бронштейн).

«Я не изучаю, а творю» (Корчной).

Счетчики