Международный день рек

ЕГОР ХОЛМОГОРОВ: БУДУЩЕЕ РУССКОЙ РЕКИ

 

На прямой линии с Владимиром Путиным житель Астраханской области попросил президента взять под личный контроль ситуацию с уровнем воды в Нижней Волге. По словам местных жителей, уровень воды в реке упал до критических отметок. Из-за этого нерест рыбы проходит плохо, и некоторые ценные породы рыб, например популяции четырех видов осетровых в дельте Волги, оказались на грани вымирания. Президент отметил, что проблема обмеления в заповедной дельте Волги и выше по течению существует уже много лет. Он поставил задачу чистки русла реки и призвал более внимательно относиться к работе гидросооружений.

Алексей Зайцев

 

РЕКИ — НАША СУДЬБА

На эту тему, в отличие от многих других, пресса обратила очень мало внимания. Между тем перед нами один из ключевых вопросов выживания русского этноса и цивилизации. Наши реки мелют и загрязняются. То же происходит с нашими озерами, даже с легендарным Байкалом. Еще недавно все учебники хвастались, что в нем содержатся запасы пресной воды, достаточные для всего мира, и вот уже озеро мелеет, спускаясь ниже критической отметки, о чем и предупреждал в «Прощании с Матерой» и своей публицистике Валентин Распутин.

Тем ландшафтом, адаптация к которому сформировала специфичный облик русского этноса, а затем и цивилизации, является пойменный ландшафт больших и малых рек. Русская цивилизация должна быть определена нами как речная по преимуществу. Ни климатические регионы, ни отличия леса от лесостепи и степи, ни различение равнин, плоскогорий и гор не играли в становлении русского хозяйственно-культурного типа практически никакой роли. Русский одинаково легко приспосабливается к любому ландшафту, если в нем присутствует река или связанное с нею водное пространство — озеро, внутреннее море.

Русский пейзаж без реки тревожит своей неполнотой. Ни к чему в природе русский человек не обращает столько любви, нежности, благодарности, как к русской реке. Он ласкает ее прозвищами «Волга-матушка», «Дон-батюшка», «Обь-бабушка». Он воспевает ее в бесчисленных песнях и стихотворениях, как ту же Волгу — от ее утеса и подарков ей Стеньки Разина и до песен, таких как «Издалека долго» или «От Волги и до Енисея».

Алексей Зайцев

 

ОСОБЫЕ ОТНОШЕНИЯ

У меня лично с Волгой свои особые отношения. Нижнего течения, так получилось, я никогда не видел, хотя феномен «Столовой Номер 100» намекает, что пора бы уж и в Астрахань съездить. А вот верхнее течение мне знакомо даже слишком хорошо — в 10 лет я едва не утонул где-то подо Ржевом — меня таким странным способом пытались научить плавать. В итоге мы с Волгой сговорились, не унесла она меня  своим быстрым течением? и я остался жив. Хотя, конечно, если уж где и тонуть, то в Волге — величавой и быстрой, стройной и приветливой, с высоким правым берегом, покрытым лесом…

«На реке русский человек оживал и жил с ней душа в душу. — отмечал Василий Осипович Ключевский. — Он любил свою реку, никакой другой стихии своей страны не говорил в песне таких ласковых слов — и было за что. При переселениях река указывала ему путь, при поселении она — его неизменная соседка: он жался к ней, на ее непоемном берегу ставил свое жилье, село или деревню. В продолжение значительной постной части года она и кормила его… Река является даже своего рода воспитательницей чувства порядка и общественного духа в народе. Она и сама любит порядок, закономерность. Ее великолепные половодья, совершаясь правильно, в урочное время, не имеют ничего себе подобного в западноевропейской гидрографии. Указывая, где не следует селиться, они превращают на время скромные речки в настоящие сплавные потоки и приносят неисчислимую пользу судоходству, торговле, луговодству, огородничеству… Русская река приучала своих прибрежных обитателей к общежитию и общительности».

Алексей Зайцев

 

КОРМИЛИЦА, ЗАЩИТНИЦА, ДОРОГА

Для русских река — кормилица, источник энергии, хранительница, но, прежде всего, дорога. Чаще всего — единственная. Город — основа любой цивилизации. Русский город, по традиции, ставится на высоком берегу у слияния двух рек, тем самым одновременно контролируя водную дорогу и максимально огораживаясь водой и высотой берега от непрошенных гостей. То же правило соблюдается, по возможности, и при основании русского села и в особенности острога. Поставленный на реке острог — идеальное укрепление, поскольку мыслится в русской традиции как потенциально связанный со всеми другими русскими городами и землями при помощи рек, а потому не могущий попасть в осаду.

Эта черта русского речного самосознания ярко проявляется у Михаила Васильевича Ломоносова, когда он характеризует положение Санкт-Петербурга: «Примечая состояние сего места, находим, что пользуемся великим доброхотством натуры, которая на востоке распространяет великия через целое отечество реки для сообщения с дальними асийскими пределами, кое природное дарование усугубить тщится Ваше Величество соединениями водного пути к несказанной пользе сея славныя столица и пристани».

Речь, как видим, идет не об изолированной реке, но о громадной сети рек, существование которой геополитически предопределяет самоосуществление России. «Сверху взгляд на Россию брось — рассинелась речками»,- писал Маяковский. Именно уникальная сеть взаимопроникающих речных бассейнов, сплетшаяся на пространстве от Днестра и Немана до Амура и Колымы, стала тем природным фактором, который делал великую географическую судьбу России неизбежной.

Алексей Зайцев

 

МЕТАФОРИЧЕСКИЙ ОСТРОВ

Древняя Русь, изображаемая на наших картах мощными мазками, покрывающими невообразимую для раннего Средневековья территорию, на деле должна была бы нами мыслиться как тонкая паутина из поселений, расположенных по рекам Русской равнины на всем пространстве от «Варяг в Греки». Управление речной сетью и торговыми коммуникациями по ней и предопределили значение древнерусской державы. А спаивание славян и варягов в единый русский этнос было обусловлено синтезом варяжских навыков в стратегическом мореплавании и исключительно высокой компетенции славян в освоении внутренних торговых путей. Результаты этого синтеза были настолько впечатляющими, что немецкий хронист Адам Бременский искренне предполагал, что Балтийское и Черное моря связаны проливом, настолько быстрым и легким был для русов переход из одного бассейна в другой. Арабский географ аль-Идриси пишет о «Русской реке», устье которой, кстати, однозначно идентифицируемо с Керченским проливом.

Уже в первоначальную эпоху в арабской географической литературе возникает представление об Острове Русов, являющемся сосредоточением их державы. Эта парадоксальная на первый взгляд метафора острова применительно к Русской земле возникает в русской культуре вновь и вновь, контрастируя к восходящими к английскому геополитику Маккиндеру геополитическому мифу о «континентальности» России как Хартленда. В наши дни эту метафору острова вновь оживил геополитик Вадим Цымбурский в своей концепции «Остров Россия».

«Остров», применительно к России, — это больше чем метафора. Россия отделена от окружающего мира со всех сторон реками, морями и океанами, пронизана бесчисленными внутренними водными путями. Она не впаяна в континент, а напротив — отделена от него большими и малыми водными границами. При этом внутренняя связанность России за счет ее водных путей чрезвычайно высока. Всего за 68 лет после похода Ермака русские землепроходцы сибирскими реками и арктическими морями добрались уже до края земли — мыса Дежнева, Камчатки и Сахалина. Покорение русскими Урала и Сибири стало возможно только благодаря амфибийной военной тактике казаков и землепроходцев.

Алексей Зайцев

 

ОТ РЕКИ ЧЕРЕЗ ОЗЕРО И МОРЕ — В ОКЕАН

Начиная свое движение по рекам, русская история развертывается затем в сторону морей, включая «море de facto» — Каспий, и океанов. Там, где континентальные силы препятствуют развертыванию русского продвижения, оно совершает стремительный морской маневр, самым блестящим примером которого является открытие Геннадием Ивановичем Невельским устья Амура и островного положения Сахалина в ходе экспедиции, начавшейся в Кронштадте.

Эта особенность русского восприятия гидросферы ярко выразилась в доктрине морской мощи государства создателя советского океанского флота адмирала Сергея Георгиевича Горшкова. В своеобразную антитезу американцу Мэхену, начинающему свое знаменитое рассуждение о значении флота так: «если бы Средиземное море было ровной пустыней». И далее рассуждает о флоте как о силе, господствующей над этой воображаемой пустыней, русский адмирал начинает с утверждения понятия об океане как о многообразной и живой стихии:

«С древних времен океан привлекал к себе человека своей таинственностью и грозной силой, обещая ему не только средства к существованию, но и путь к неизведанным землям. Он сулил человеку несметные богатства, но и таил большие опасности… Сущность морской мощи государства заключается в возможности наиболее эффективно использовать Мировой океан, или, как иногда говорят, гидросферу земли, в интересах государства в целом. … возможности государства в изучении (исследовании) океана и освоении его богатств, состояние транспортного и промыслового флотов… возможности судостроительной промышленности… наличие военно-морского флота».

И неясный образ арабского географа ибн-Русте («что касается ар-Русия, то она расположена на острове, окруженном озером»), и «остров Русия» из «Повести о Евфросине Полоцком» наполняются тем самым ясным географическим содержанием. Россия — остров, точнее целый архипелаг на водоеме, состоящем из паутины русских великих и малых рек, озер и морей. Бытие России связано со стоянием на водах, но это не мертвые безжизненные воды, подобные великой пустыне, а живые воды речной поймы, тесно связанные с человеческой жизнью. Море и океан в конечном счете являются для русских продолжением нашего живого пойменного пространства.

Алексей Зайцев

 

ГРУСТНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ

Но какова же ситуация с нашими реками сегодня? Она весьма плачевна. Нам кажется само собой разумеющимся, что запасы пресной воды в России огромны. И это действительно так: 4324 кубических километров в год — таков среднемноголетний уровень наших водных ресурсов. На одну Волгу приходится 238 кубических километров, но ей не сравниться с Енисеем с его 635 километрами и другими сибирскими реками. А наши  запасы еще выше — в одном Байкале в многоводные годы было сосредоточено 23 тысячи кубических километров пресной воды.

Но на самом деле значительной и самой населенной части России воды не хватает. Если в Сибири водообеспеченность составляет 63 тысячи кубометров в год на человека, то даже в Приволжском ФО — всего 5,5 тысячи кубометров, при реальном расходе 500 кубометров на человека. Еще хуже ситуация в Центральном и Южном федеральном округах — около 2,5 тысячи кубометров. То есть в европейской России мы балансируем на грани того, чтобы израсходовать всю полагающуюся на нас воду.

Решается водная проблема наших больших городов созданием крупных водохранилищ. На одной Волге их девять. Немало их и на больших сибирских реках, где они носят, прежде всего, характер, связанный с промышленностью и гидроэнергетикой. А водохранилища — это затопление огромного массива пойменных территорий, того самого русского вмещающего ландшафта — мы потеряли 4,5 миллиона гектаров земли под затопление, это эрозия речных берегов, это снижение потенциала самоочищения рек, это, наконец, маловодность, с которой мы и начали свою речь. Затопление стало своеобразным символом катастрофы традиционного русского уклада, о чем многократно писал Валентин Распутин.

Но мы уперлись в тяжелую развилку. ГЭС дают не так много электроэнергии в общем балансе, но это чистая энергия, не связанная с сожжением миллионов тонн угля и выбросами в атмосферу. Альтернативой могла бы стать атомная энергетика, которая снизила бы потребность в энергии ГЭС, но не утихшая после Чернобыля фобия ядерных катастроф продолжает подогреваться. Хотя уже совсем не очевидно — что хуже: незначительный шанс большой катастрофы или постоянное умирание ландшафта под воздействием выбросов или в результате издержек гидроэнергетики.

Вторая проблема — неравномерность распределения нашего населения. Нас много там, где нам не хватает воды, зато мало там, где воды с избытком. У этого есть объективные причины — и исторические (Россия началась в Европе, в центре Русской равнины), и климатические (в Сибири холодно и неуютно). Но все-таки скученность населения в мегаполисах европейской части России приближает исчерпание водных ресурсов. Уже сейчас крупнейшие города европейской части вынуждены брать воду из поверхностного стока, так как подземные источники полностью исчерпаны. А в центре карты бессмысленно расползается Москва, превратившаяся в монструозный гигаполис с латиноамериканским санитарным стандартом, где застройщики охотятся за каждым еще не изуродованным участком земли.

Алексей Зайцев

 

 

БЕССМЫСЛЕННАЯ СВЕРХУРБАНИЗАЦИЯ

Никакой необходимости в такой концентрации масс населения в деиндустриализированной «либеральными реформаторами» России попросту нет. Да и если новой индустриализации мы все-таки дождемся, то она будет связана с роботизацией, то есть не потребует такой сверхконцентрации населения в городах, как на предыдущей фазе экономической истории. Наша варварская сверхурбанизация — результат коллапса транспортной и социальной инфраструктуры и рентно-сырьевой модели экономики, при которой единственный способ чего-то добиться в жизни — быть поближе к источникам нефтяных и административных ресурсов и зонам статусного потребления. В «нормальной стране» такая модель расселения попросту недопустима.

России предстоит решать проблему более равномерного распределения населения, изменения нашей городской географии со сдвигом на восток. Решить ее непросто, и невозможно это сделать нахрапом. Хотя, возможно, пресловутое «глобальное потепление» нам отчасти поможет, сделав «азиатскую Россию» более привлекательной для жизни, а тихоокеанскую Россию равноправным участником региона, где расположены такие развитые страны, как Китай, Япония, Корея. Хотя в еще большей степени нам нужно помочь самим себе, значительно улучшив коммуникации внутри страны.

Так или иначе, без подобного более равномерного распределения населения по территории России нагрузка на наши водные ресурсы будет критичной, а значит, ресурсы нашего демографического роста окажутся экологически ограниченными. Да и радости русская река будет приносить нам все меньше и меньше, тем самым отчуждая русского человека от самых основ его бытия.

А ведь так хотелось бы, глядя на Волгу, думать не об обмелевшем устье и не о загрязненных водах, а о ее величии и полноводности, так замечательно изображенных Александром Твардовским:

 

Семь тысяч рек,

Ни в чем не равных:

И с гор стремящих бурный бег,

И меж полей в изгибах плавных

Текущих вдаль — семь тысяч рек.

Она со всех концов собрала —

Больших и малых — до одной,

Что от Валдая до Урала

Избороздили шар земной.

 

Источник: http://tsargrad.tv/articles/budushhee-russkoj-reki_7384

Счетчики