День России

Любовь Зубова. д.Максимовское

 

 

Э.Асадов

Родине

 

Как жаль мне, что гордые наши слова

«Держава», «Родина» и «Отчизна»

Порою затёрты, звенят едва

В простом словаре повседневной жизни,

 

Я этой болтливостью не грешил.

Шагая по жизни путём солдата,

Я просто с рожденья тебя любил

Застенчиво, тихо и очень свято.

 

Какой ты была для меня всегда?

Наверное, в разное время разной.

Да, именно разною, как когда,

Но вечно моей и всегда прекрасной!

 

В каких-нибудь пять босоногих лет

Мир-это улочка, мяч футбольный,

Сабля, да синий змей треугольный,

Да голубь, вспарывающий рассвет.

 

И если б тогда у меня примерно

Спросили: какой представляю я Родину?

Я бы сказал, наверно: —

Она такая, как мама моя!

 

А после я видел тебя иною,

В свисте метельных уральских дней,

Тоненькой, строгой, с большой косою —

Первой учительницей моей.

 

Жизнь открывалась почти как в сказке,

Где с каждой минутой иная ширь,

Когда я шёл за твоей указкой

Всё выше и дальше в громадный мир!

 

Случись, рассержу я тебя порою-

Ты, пожурив, улыбнёшься вдруг

И скажешь, мой чуб потрепав рукою:

— Ну ладно. Давай выправляйся, друг!

 

А помнишь встречу в краю таёжном,

Когда, заблудившись, почти без сил,

Я сел на старый сухой валежник

И обречённо глаза прикрыл?

 

Сочувственно кедры вокруг шумели,

Стрекозы судачили с мошкарой:

— Отстал от ребячьей грибной артели..

— Жалко..Совсем ещё молодой!

 

И тут, будто с суриковской картины,

Светясь от собственной красоты,

Шагнула ты, чуть отведя кусты,

С корзинкою, алою от малины.

 

Взглянула и всё уже поняла:

-Ты городской?..Ну дак что ж, бывает..

У нас и свои-то, глядишь, плутают,

Пойдём-ка! – И руку мне подала.

 

И, сев на разъезде в гремящий поезд,

Хмельной от хлеба и молока,

Я долго видел издалека

Тебя, стоящей в заре по пояс..

 

Кто ты, пришедшая мне помочь?

Мне и теперь разобраться сложно:

Была ты и впрямь лесникова дочь

Или «хозяйка» лесов таёжных?

 

А впрочем, в каком бы я ни был краю

И как бы ни жил и сейчас, и прежде,

Я всюду, я сразу тебя узнаю-

Голос твой, руки, улыбку твою,

В какой ни явилась бы ты одежде!

Любовь Зубова. Волшебное поле

Россия начиналась не с меча!

 

Россия начиналась не с меча,

Она с косы и плуга начиналась,

А потому, что кровь не горяча,

А потому, что русского плеча

Ни разу в жизни злоба не касалась..

 

И стрелами звеневшие бои

Лишь прерывали труд её всегдаш-ний.

Недаром конь могучего Ильи

Осёдлан был хозяином на пашне.

 

В руках, весёлых только от труда,

По добродушью иногда не сразу

Возмездие вздымалось. Это да.

Но жажды крови не было ни разу,

 

А коли верх одерживали орды,

Прости, Россия, беды сыновей.

Когда бы не усобицы князей,

То как бы ордам дали бы по мордам!

 

Но только подлость радовалась зря.

С богатырём недолговечны шутки;

Да, можно обмануть богатыря,

Но победить — вот это уже дудки!

 

Ведь это было так же бы смешно,

Как, скажем, биться с солнцем и луною,

Тому порукой – озеро Чудское,

Река Непрядва и Бородино.

 

И если тьмы тевтонцев иль

Батыя нашли конец на родине моей,

То нынешняя гордая Россия

Стократ ещё прекрасней и сильней!

 

И в схватке с самой лютою войною

Она и ад сумела превозмочь.

Тому порукой – города-герои

В огнях салюта в праздничную ночь!

 

И вечно тем сильна моя страна,

Что никого нигде не унижала.

Ведь доброта сильнее, чем война,

Как бескорыстье действеннее жала,

 

Встаёт заря, светла и горяча.

И будет так вовеки нерушимо.

Россия начиналась не с меча,

И потому она непобедима!

Любовь зубова. Д. Заломы

 

России

 

Ты так всегда доверчива, Россия,

Что, право, просто оторопь берет.

Еще с времен Тимура и Батыя

Тебя, хитря, терзали силы злые

И грубо унижали твой народ.

 

Великая трагедия твоя

Вторично в мире сыщется едва ли:

Ты помнишь, как удельные князья,

В звериной злобе отчие края

Врагам без сожаленья предавали?!

 

Народ мой добрый! Сколько ты страдал

От хитрых козней со своим доверьем!

Ведь Рюрика на Русь никто не звал.

Он сам с дружиной Новгород под-мял

Посулами, мечом и лицемерьем!

 

А что в недавнем прошлом, напри-мер?

Какие честь, достоинство и слава?

Была у нас страна СССР –

Великая и гордая держава.

 

Но ведь никак же допустить нельзя,

Чтоб жить стране без горя и тревоги!

Нашлись же вновь «удельные князья»,

А впрочем, нет! Какие там «князья»!

Сплошные крикуны и демагоги!

 

И так же нужно было развалить

И растащить все силы и богатства,

Чтоб нынче с ней не то, что говорить,

А даже и не думают считаться!

 

И сколько же нужно было провести

Лихих законов, бьющих злее палки,

Чтоб мощную державу довести

До положенья жалкой приживалки!

 

И, далее уже без остановки,

Они, цинично попирая труд,

И заморским дядям тащат и везут

Леса и недра наши по дешевке!

 

Да, Русь всегда доверчива, Все так.

Но сколько раз в истории случалось,

Как ни ломал, как ни тиранил враг,

Она всегда, рассеивая мрак,

Как птица Феникс, снова возрождалась!

 

А если так, то, значит, и теперь

Все непременно доброе случится,

И от обид, от горя и потерь

Россия на куски не разлетится!

 

И грянет час, хоть скорый, хоть не скорый,

Когда Россия встанет во весь рост.

Могучая, от недр до самых звезд,

И сбросит с плеч деляческие своры!

 

Не знаю: доживем мы или нет

До этих дней, мои родные люди,

Но твердо верю: загорится свет,

Но точно знаю: возрождение будет!

 

Когда наступят эти времена?

Судить не мне. Но разлетятся тучи!

И знаю твердо: правдой зажжена,

Еще предстанет всем моя страна

И гордой, и великой, и могучей!

Любовь Зубова. Глебовский ручей

 

В лесном краю

 

Грозою до блеска промыты чащи,

А снизу, из-под зеленых ресниц,

Лужи наивно глаза таращат

На пролетающих в небе птиц.

 

Гром, словно в огненную лису,

Грохнул с утра в горизонт багряный,

И тот, рассыпавшись, как стеклянный,

Брызгами ягод горит в лесу.

 

Ежась от свежего ветерка,

Чуть посинев, крепыши маслята,

Взявшись за руки, как ребята,

Топают, греясь, вокруг пенька!

 

Маленький жук золотою каплей

Висит и качается на цветке,

А в речке на длинной своей ноге

Ива нахохлилась, будто цапля,

 

Дремлет, лесной ворожбой объята…

А мимо, покачиваясь в волнах,

Пунцовый воздушный корабль заката

Плывет на распущенных парусах…

 

Сосны беседуют не спеша.

И верю я тверже, чем верят дети,

Что есть у леса своя душа,

Самая добрая на планете!

 

Самая добрая потому,

Что, право, едва ли не все земное,

Вечно живущее под луною

Обязано жизнью своей ему!

 

И будь я владыкой над всей планетой,

Я с детства бы весь человечий род

Никак бы не меньше, чем целый год,

Крестил бы лесной красотою этой!

 

Пусть сразу бы не было сметено

Все то, что издревле нам жить мешало,

Но злобы и подлости все равно

Намного бы меньше на свете стало!

 

Никто уж потом не предаст мечту

И веру в светлое не забудет,

Ведь тот, кто вобрал в себя красоту,

Плохим человеком уже не будет!

Любовь Зубова. Дорога к храму

Дым отечества

 

Как лось охрипший, ветер за окошком

Ревет и дверь бодает не щадя,

А за стеной холодная окрошка

Из рыжих листьев, града и дождя.

 

А к вечеру — ведь есть же чудеса —

На час вдруг словно возвратилось лето.

И на поселок, рощи и леса

Плеснуло ковш расплавленного света.

 

Закат мальцом по насыпи бежит,

А с двух сторон, в гвоздиках и ромашках,

Рубашка-поле, ворот нараспашку,

Переливаясь, радужно горит.

 

Промчался скорый, рассыпая гул,

Обдав багрянцем каждого окошка.

И рельсы, словно «молнию»-застежку,

На вороте со звоном застегнул.

 

Рванувшись к туче с дальнего пригорка,

Шесть воронят затеяли игру.

И тучка, как трефовая шестерка,

Сорвавшись вниз, кружится на ветру.

 

И падает туда, где, выгнув талию

И пробуя поймать ее рукой,

Осина пляшет в разноцветной шали,

То дымчатой, то красно-золотой.

 

А рядом в полинялой рубашонке

Глядит в восторге на веселый пляс

Дубок-парнишка, радостный и звонкий,

Сбив на затылок пегую кепчонку,

И хлопая в ладоши, и смеясь.

 

Два барсука, чуть подтянув штаны

И, словно деды, пожевав губами,

Накрыли пень под лапою сосны

И, «тяпнув» горьковатой белены,

Закусывают с важностью груздями.

 

Вдали холмы подстрижены косилкой,

Топорщатся стернею там и тут,

Как новобранцев круглые затылки,

Что через месяц в армию уйдут.

 

Но тьма все гуще снизу наползает,

И белка, как колдунья, перед сном

Фонарь луны над лесом зажигает

Своим багрово-пламенным хвостом.

 

Во мраке птицы словно растворяются.

А им взамен на голубых крылах

К нам тихо звезды первые слетаются

И, размещаясь, ласково толкаются

На проводах, на крышах и ветвях.

 

И у меня такое ощущенье,

Как будто бы открылись мне сейчас

Душа полей и леса настроенье,

И мысли трав, и ветра дуновенье,

И даже тайна омутовых глаз…

 

И лишь одно с предельной остротой

Мне кажется почти невероятным:

Ну как случалось, что с родной землей

Иные люди разлучась порой,

Вдруг не рвались в отчаянье обратно?!

 

Пусть так бывало в разные века.

Да и теперь бывает и случается.

Однако я скажу наверняка

О том, что настоящая рука

С родной рукой навеки не прощается!

 

И хоть корил ты свет или людей,

Что не добился денег или власти,

Но кто и где действительное счастье

Сумел найти без Родины своей?!

 

Все что угодно можно испытать:

И жить в чести, и в неудачах маяться,

Однако на Отчизну, как на мать,

И в смертный час сыны не обижаются!

 

Ну вот она — прекраснее прекрас,

Та, с кем другим нелепо и равняться,

Земля, что с детства научила нас

Грустить и петь, бороться и смеяться!

 

Уснул шиповник в клевере по пояс,

Зарницы сноп зажегся и пропал,

В тумане где-то одинокий поезд,

Как швейная машинка, простучал…

 

А утром дятла работящий стук,

В нарядном первом инее природа,

Клин журавлей, нацеленный на юг,

А выше, грозно обгоняя звук,

Жар-птица — лайнер в пламени восхода.

 

Пень на лугу как круглая печать.

Из-под листа — цыганский глаз смородины.

Да, можно все понять иль не понять,

Все пережить и даже потерять.

Все в мире, кроме совести и Родины!

Любовь Зубова. Тёплый летний вечер

 

Двадцатый век

 

Ревет в турбинах мощь былинных рек,

Ракеты, кванты, электромышленье…

Вокруг меня гудит двадцатый век,

В груди моей стучит его биенье.

 

И если я понадоблюсь потом

Кому-то вдруг на миг или навеки,

Меня ищите не в каком ином,

А пусть в нелегком, пусть в пороховом,

Но именно в моем двадцатом веке.

 

Ведь он, мой век, и радио открыл,

И в космос взмыл быстрее ураганов,

Кино придумал, атом расщепил

И засветил глаза телеэкранов.

 

Он видел и свободу и лишенья,

Свалил фашизм в пожаре грозовом,

И верю я, что все-таки о нем

Потомки наши вспомнят с уваженьем.

 

За этот век, за то, чтоб день его

Все ярче и добрее разгорался,

Я не жалел на свете ничего

И даже перед смертью не сгибался!

 

И, горячо шагая по планете,

Я полон дружбы к веку моему.

Ведь как-никак назначено ему,

Вот именно, и больше никому,

Второе завершить тысячелетье.

 

Имеет в жизни каждый человек

И адрес свой, и временные даты.

Даны судьбой и мне координаты:

«СССР. Москва. Двадцатый век».

 

И мне иного адреса не надо.

Не знаю, как и много ль я свершил?

Но ели я хоть что-то заслужил,

То вот чего б я пожелал в награду:

 

Я честно жил всегда на белом свете,

Так разреши, судьба, мне дошагать

До новогодней смены двух столетий,

Да что столетий — двух тысячелетий,

И тот рассвет торжественный обнять!

 

Я представляю, как все это будет:

Салют в пять солнц, как огненный венец.

Пять миллионов грохнувших орудий

И пять мильярдов вспыхнувших сердец!

 

Судьба моя, пускай дороги круты,

Не обрывай досрочно этот путь.

Позволь мне ветра звездного глотнуть

И чрез границу руку протянуть

Из века в век хотя бы на минуту!

 

И в тишине услышать самому

Грядущей эры поступь на рассвете,

И стиснуть руку дружески ему —

Веселому потомку моему,

Что будет жить в ином тысячелетье.

 

А если все же мне не суждено

Шагнуть на эту сказочную кромку,

Ну что ж, я песней постучусь в окно.

Пусть эти строки будут все равно

Моим рукопожатием потомку!

 

Любовь Зубова. Родные просторы

Источник: http://ruspoeti.ru/aut/asadov/15926/