Мария Байбакова — о светских нюансах современного искусства

За те десять лет, что я занимаюсь современным искусством, я побывала в самых разно­образных ролях — от куратора выставок, главы организации поддержки искусства Baibakov Art Projects, попечителя разных музеев, включая Tate Modern, советника Линкольн-центра и коллекционера до стратегического директора онлайн-платформы artspace.com. В моем послужном списке — бессчетное количество биеннале, ярмарок, вернисажей и аукционов. Я лично открывала десять выставок в Москве, таких как «Вторжение: отторжение» на «Красном Октябре» и Люка Тёйманса на Московской биеннале 2009-го, несколько проектов в Лондоне и Париже. Многолетний опыт и перманентный джетлаг заставили меня с годами заметить разницу в поведении новичков и ветеранов арт-мира, а также в реакции на их действия со стороны истеблишмента. Окончив школу этикета, я поняла, что эта разница не случайна.

David Downton

 

Итак, начнем по порядку. Для меня арт-ивенты — это работа. Но я прекрасно понимаю, что для большинства женщин открытие Венецианской биеннале, вечерние торги аукциона Christie’s или вернисаж в «Гараже» – примерно то же самое, что гонки Гран-при «Формулы-1» в Монако или скачки в Аскоте. То есть светские мероприятия. А значит, у них есть свой бонтон и свои faux pas. Вы получили приглашение на открытие выставки. На нем обозначено время — с 18:00 до 20:00 — и не обозначен дресс-код. Уверена, что первый вопрос, который у вас возникает: «В чем идти?!» Судя по замысловатости туалетов, которые мне довелось наблюдать, девушкам не всегда удается найти правильный ответ. Итак, сразу запретите себе заходить в ту часть гардероба, где висят вечерние платья. Невозможно представить себе что-либо более не­уместное, чем девушка в вечернем платье в пол с открытой спиной на вернисаже в музее. Хотя — нет, можно. Юную леди в мини-платье-бандаже от Нervé Léger и двенадцати­сантиметровых Сhristian Louboutin на платформе, обсыпанных серебристо-­розовой пылью. Чаще всего эти леди оказываются русскими. Иногда с ними — и, кстати, вполне успешно — конкурируют гражданки Ливана. Мой совет: отдайте предпочтение стилям «коктейль» или смарт-кэжуал. Примеряя вещи, помните главное: люди придут смотреть на ­произведения ­искусства, а не на вас. Не стоит затмевать собой работы Дэмиена Хёрста, заставляя мужчин отвлекаться от его бриллиантового черепа на ваше алмазное декольте. Крупные бриллианты оставьте в сейфе: они пригодятся для июньских гастролей Ковент-­Гарден в Большом с апофеозом в виде «Манон» с Натальей Осиповой в главной партии.

С другой стороны, на открытии выставок и предаукционных показах бывает много светских фотографов, и вы наверняка попадете в объектив. Методом проб и ошибок я нашла дизайнеров, одежда которых отлично вписывается в обожаемый мною дресс-код со сложным названием «минималистичный шик работающих женщин». Это — Vika Gazinskaya, Emilia Wickstead, Céline, Prada, Stella McCartney. Простые, чистые формы и линии в одежде прекрасно выглядят на фоне работ новых абстракционистов вроде Уэйда Гайтона или Давида Островски и в меру красочно — на фоне живописных полотен Джорджа Кондо.

David Downton

 

Я лично на каждом мероприятии стараюсь подчеркнуть в одежде три аспекта. Во-первых, я женщина и поддерживаю женщин-дизайнеров. Во-вторых, я русская женщина: павловопосадский платок отлично смотрится с простым топом Сéline и брюками Stella McСartney. В-третьих, я женщина, которая работает и не может весь день готовиться к мероприятию, которое начинается в 18:00. Так что я приветствую day-to-night looks — когда дневную деловую одежду можно превратить в вечерний наряд, поменяв балетки на каблуки, а объемную сумку — на клатч.

Кстати, об обуви: большинство выставок предполагает, что вам придется ходить по залам как минимум часа два, а на Венецианской биеннале и ярмарке «Арт-Базель» — весь день. Поэтому, прежде чем надевать даже самые удобные лодочки на шпильке, ответьте себе честно: сколько вы в них продержитесь? При этом кроссовки, разумеется, тоже неуместны. Если арт-мероприятие занимает целый день, я лично выбираю удобные лоферы от наших Walk of Shame или просто классические балетки Chanel.

После того как проблема с нарядом решена, нужно разобраться, как правильно себя вести. Полагаю, вы знаете, что не стоит трогать картины пальцем — но есть еще один важный аспект: когда уместно и когда неуместно говорить о стоимости работ. Заголовки газет все чаще рассказывают об аукционных рекордах и реже — о содержании выставок, и создается ощущение, что современное искусство окончательно превратилось в товар. Но «Какая прелесть этот Уорхол! А сколько он стоит?» можно воскликнуть не всегда. В аукционных домах, в галереях и на ярмарках искусство выставлено на продажу, так что здесь можно и даже нужно интересоваться ценой. Музейные экспозиции, биеннале, выставочные площадки формата kunsthalle (­музейные залы без коллекций, как, например, Манеж) — мероприятия некоммерческие. Искусство здесь не продается, и упоминание о деньгах не приветствуется. То есть спрашивать у куратора прошлой Венецианской биеннале Массимилиано Джиони о цене вывешенных полотен Павла Пепперштейна в итальянском павильоне не стоит, а если те же картины висят в галерее Regina, то можно осведомиться.

David Downton

 

Следующий вопрос — об уместности использования iPhone в качестве фотоаппарата на вернисажах. В связи с повальным увлечением инстаграмом всех интересует, можно ли фотографировать и фотографироваться на фоне картин. Я считаю, что ­снимать можно (если, конечно, ­музей или галерея разрешают), сниматься — не стоит. Полотно Джона Балдессари хорошо и без вас, а вы хороши и без него. Галереи и выставки — не место для «селфи». Если вам хочется повесить в инстаграм картину с выставки — другое дело. Но, пожалуйста, потрудитесь написать без ошибок имя автора, название выставки и выставочного пространства, а в идеале — и название работы и год создания. Ставить просто фото фрагмента картины с комментарием «класс» — дурной тон.

Тут я, возможно, открою вам секрет: не так важно, как вы одеты и даже с каким тщанием переписали с таблички имя художника. Истинная культура — это осведомленность и умение понимать разные форматы и жанры искусства, так что самое главное — это время и внимание, которое вы уделили подготовке. Вспомните наших интеллигентных бабушек и дедушек — они всегда приходили на выставки, зная о художнике не меньше, а то и больше, чем любой экскурсовод, потому что потрудились прочитать о нем в газете или в энциклопедии. Сейчас у нас есть смартфоны, которые позволяют выяснить многое об авторе, кураторе или сюжете выставки, стоя в пробке по пути на вернисаж. Не пренебрегайте этими благами цивилизации. Вбейте в Google имя художника — откуда он родом, где учился? В каких галереях представлен постоянно, в каких недавних музейных выставках принимал участие? Чем больше вы будете знать, тем меньше шансов, что вы, увидев «мазню» Жан-Мишеля Баския, произнесете знаменитое: «Это что, считается искусством?! Даже мой ребенок смог бы получше нарисовать!» Рекомендую вам не произносить эту фразу никогда, если вы не хотите выглядеть невежей.

Да, современное искусство может казаться странным. Я помню, как в 2008 году многие посетители моей московской выставки «Вторжение: отторжение» с недоумением осматривали инсталляцию Ирины Кориной из клеенки, картона и осенних листьев. А потом удивлялись, что эта работа была номинирована на премию «Инновация». Самое главное — понимать, что современное искусство вовсе не обязано доставлять вам эстетическое удовольствие — за этим отправляйтесь в Эрмитаж, Русский музей или галерею Уффици. Кстати, Рембрандт и Эдуар Мане тоже когда-то были «современными» художниками и отнюдь не вызывали у тогдашней публики ощущение эстетического наслаждения, а сейчас мы их воспринимаем как классиков.

Истинное современное искусство не стремится ласкать взор, а будоражит ум. Оно — калька и проекция сегодняшнего дня. Если полотна Люка Тёйманса ­вызвали у вас смешанные чувства в диапазоне от «какой кошмар!», «да он не умеет рисовать», «что это вообще такое?» до «я не хочу этого видеть» — значит, они достигли своей цели. Зафиксируйте те ассоциации, которые приходят вам в голову, когда вы смотрите на ту или иную работу, и попробуйте понять, почему они вам приходят. Что эта работа отражает в вашей повседневной жизни, на что бросает критический взгляд? Истинно интеллигентные зрители открыты для новых эмоций и в момент встречи с искусством не отвлекаются — нет, не отвлекаются — на WhatsApp.

David Downton

 

Если вы ничего не понимаете в увиденном, не бойтесь спрашивать: задавать вопросы можно и нужно куратору выставки, художнику или экскурсоводу, если они окажутся рядом. Поверьте, кураторы, арт-критики и даже художники, попадая на вернисаж к своим коллегам, тоже задают вопросы. Профессионалы всегда обмениваются мнениями и получают информацию у более приближенных к выставке людей, и в этом нет ничего стыдного. Наоборот, чем больше вы задаете детальных вопросов, тем больше показываете вашу заинтересованность, и эта страсть к знаниям всегда будет характеризовать вас только с самой хорошей стороны и покажет, что вы пришли на выставку именно ради искусства, а не для того, чтобы выгулять свеже­купленный наряд.

Важнейшая форма поддержки искусства — патронаж. В школах этикета учат не только понимать искусство, но и помогать его развитию. Стоит просто пересмотреть обзорный учебник по истории искусств, как с его страниц буквально выпрыгивают громкие имена не только художников, но и филантропов, от Козимо Медичи до Сергея Щукина и Саввы Морозова, которые поддержкой современного им искусства подарили нам наше общее культурное наследие. Сегодня структура патронажа изменилась: не обязательно быть состоятельным сорокапятилетним мужчиной, чтобы оказывать позитивное влияние на культуру. Если вы покупаете членство в клубе друзей музея (­таком, как «Арт-друг» в «Гараже» за две тысячи рублей в год или Young Patrons в Tate Modern за ­восемьдесят три фунта в месяц), вы уже ­поддерживаете процессы развития искусства. Конечно, если у вас или у вашей семьи есть возможность делать больше – делайте. С коммунистических времен русские люди привыкли, что культура должна быть бесплатной (хотя это миф, ведь везде, где культура финансируется правительством, она на самом деле оплачивается налого­плательщиками), но ситуация меняется. Государственные деньги по большей части сохраняют национальное наследие. На современное искусство денег из бюджета обычно не выделяют, так что помощь ему неизбежно падает на плечи частных лиц. В Америке лишь два с половиной процента бюджета музеев финансируется правительством — все остальное приходит в виде дотаций.

Покровительство искусствам считается не просто хорошим тоном, а обязанностью состоятельных людей — в особенности это касается их собственной страны или культуры. Роль главы попечительского совета музея часто ценится в Европе и Америке выше, чем должность председателя правления банка. Есть еще один очень важный формат патронажа — приобретение предметов искусства, ведь, покупая работу в галерее, то есть на первичном рынке, вы обеспечиваете ее автора возможностью быть полноценным художником, а не подрабатывать в Starbucks. А галерея на заработанные деньги продолжит разыскивать новые имена.

David Downton

 

Если вы купили действительно стоящую вещь, музеи вскоре придут к вам с просьбой дать ту или иную работу на выставку, а со временем предложат пожертвовать ее в музейную коллекцию. К такой ситуации применим знаменитый слоган компании Patek Philippe: «Наши часы принадлежат не вам, а вашим потомкам». Если вы настоящий попечитель, а не спекулянт, то обращайтесь с шедеврами искусства из вашей коллекции так, как будто они принадлежат не вам, — просто заботьтесь о них для будущих поколений.

Безусловно, коллекционеры часто покупают и продают объекты искусства на вторичном рынке и нередко получают хорошую прибыль. Но самые уважаемые собиратели видят свои коллекции скорее не как портфель активов, а как музейное собрание. Если меценат купил работу в галерее, то считается, что при продаже он должен в первую очередь предложить эту работу обратно галерее. Если та отклоняет оферту, владелец вправе выставить ее на аукцион. Конечно, если вы ­нарушите процедуру, на вас никто не подаст в суд — просто перестанут уважать и больше не посоветуют вам приобрести тот или иной шедевр: мир искусства тесен и злопамятен.

Теперь об аукционах. С ними тоже не все так просто. На торгах, как на Уимблдоне, нужно сохранять тишину, чтобы не отвлекать аукциониста. Не стоит вести себя как в кино: знающие покупатели никогда не станут размахивать своей карточкой, чтобы поставить миллион долларов на глазах у изумленной публики. На вечерних торгах Christie’s в Нью-Йорке вы, скорее всего, даже не поймете, кто делает ставки, ведь опытные посетители заранее договариваются с аукционистом о жесте, которым будут продолжать биться за лот (чаще всего это просто незаметный кивок головой, хотя бывает, что это сложный маневр в виде почесывания правого уха левой рукой).

В процессе аукциона не стоит приветствовать давнюю знакомую, маша ей рукой через весь зал: это могут воспринять как ставку, и в таком случае вы должны будете аукционному дому деньги (поднятие руки во время торгов — это контракт, а за отказ платить аукционный дом может подать на вас в суд). После аукциона кулаками не машут, и если вам не досталась «Социальный смотритель спит» Люсьена Фрейда (ее купил Роман Абрамович за тридцать три миллиона шестьсот тысяч долларов), то не стоит говорить, что вы бы не дали и ста за портрет этой объемной женщины. Если кто-то решил заплатить такие деньги, значит работа важна для истории искусства (за исключением спекуляций, которые обычно обходятся меньшими суммами): аукционный рекорд считается самым авторитетным определением стоимости произведения, так как его цена была установлена на открытом рынке.

Цель современного искусства — показать вам вашу же реальность, но с другой, непривычной стороны, заставить вас задуматься и обсудить переживания с другими зрителями, будь это на выставке или вернисаже. Настоящее современное искусство не дает ответов, только задает вопросы. Так задавайте их и вы. Но корректно, ­корректно!

David Downton

 

Счетчики